|
Большинство стояло; среди них были и те, кто пришел сюда не пропустить рюмку-другую, а по какой-то другой причине. То один, то другой или несколько человек сразу подходили к находящейся в глубине бара двери, и отнюдь не затем, чтобы отправиться к парикмахеру или в туалет, - все они направлялись к брокеру. Комната была довольно просторная; хорошие кресла, выстроенные в ряд, как в театре, эстрада, занимавшая всю стену, черные доски с бесконечным множеством граф, в которые две хорошенькие девушки прилежно вписывали цифры, которые заменяли только что стертые. Бесконечная бумажная лента бежала из телеграфного аппарата, который стрекотал, безостановочно принося в Тусон курс Уолл-стрит, который конторщики выписывали на черной доске. Сегодня, казалось, этим никто не занимался. В маленькой конторе, куда дверь оставалась незапертой, Джексон, агент по обмену ценных бумаг, склонился над телефоном. Именно на него поглядывало большинство присутствующих, и временами он делал им какие-то знаки, рекомендуя не терять терпения. - Энди Спенсер уехал... - сказал кто-то Кэли Джону. Атмосфера, насыщенная ожиданием паники, настолько заняла все его внимание, что он вряд ли мог припомнить, кто это был. Только случай привел сегодня Кэли Джона в город. Поднялся он очень рано и оделся, как одевался каждый день; он сел на лошадь, чтобы поехать осмотреть скот, как привык проделывать каждое утро до того дня, когда появился баул Роналда Фелпса и смутил его спокойствие. К Кэли Джону присоединился Гонзалес, и они поскакали стремя в стремя. Вернулся ковбой, по всей видимости, ночью, наверняка пьяный, как обычно случалось по воскресеньям, и это можно было угадать по желтизне его лица. - Китаец исчез... - объявил он. - Знаю. - Мне это странно. Не понимаю, как я справлюсь. Если только вы мне оставите Дженкинса... Хотя на ранчо теперь было всего пять десятков голов скота, Тонзалес считал себя скорее управляющим, чем ковбоем, и отлынивал от тяжелой работы. - Посмотрим, - иронически ответил Кэли Джон. Лошади следовали шагом к подножию горы, и, пока они ехали, слово "управляющий" как бы проскользнуло вместе с образом Гонзалеса в мыслях Кэли Джона. Затем слово осталось, а образ сменился, уступив место другому этакому вечно пьяному великану с бычьей шеей, который действительно работал у них управляющим за два года до того, как появился мексиканец, и которого пришлось выставлять вон с помощью кулаков. До Патрика был и еще один молодец - преданный, вечно хныкающий малый с крикливой и далеко не худенькой женой, которая каждый год награждала его младенцем, а дважды - близнецами. Его долго не выгоняли, хотя авторитетом он на ранчо не пользовался. Правда, несмотря на свою вечную беременность, за него заступалась жена, и ее часто можно было видеть во дворе, где она, уперев руки в бока, воевала с двумя-тремя ковбоями. Плитчард. Так его звали. Он воплотил свою мечту, обосновавшись на бензоколонке по дороге к Фениксу. И так, переходя от Гонзалеса к Патрику, от Патрика к Плитчарду, Кэли Джон добрался до времен Энди и уперся в соотечественника Гонзалеса, служившего у них тогда управляющим. Тот был худ, и на лице у него была написана скрытность. В отличие от других он был очень молод. Года двадцать три, не больше. Его однажды привез из города Энди Спенсер, и не как управляющего - на ранчо их тогда было двое, - а как ковбоя. |
