Изменить размер шрифта - +
Несмотря на свои шестьдесят восемь, он не сказал: "... недостаточно стар". Он сказал: "Мне что, мало лет", как тогда, когда был мальчишкой и она играла при нем в маму.
     Он вошел к себе, дверь комнаты хлопнула, и Матильда увидела брата снова только вечером.

Глава 2

     Одни все еще говорили "шахты", другие же - "у поляков". В какой же именно момент шахты забросили? В 1929-м или 1930-м, во времена финансового кризиса. Большая часть жилы к тому времени была уже выработана, и работать стали себе в убыток. Поляки появились через несколько лет, и приехали не на повозках, запряженных быками, как пионеры Запада, а битком набившись в громыхающий старый грузовик, впереди которого двигался демонтированный "Форд".
     Дорогу, помнилось, они не спрашивали. Двигались, как птицы, которых ведет инстинкт. Место для лагеря меняли четыре или пять раз, не больше, а потом завладели бараками, построенными когда-то для шахтеров.
     Шахту открывать снова они не стали. Вырыли новую, немного выше того места, в горах, и начали ее разрабатывать. Сколько было поляков, никто точно не знал: во всяком случае, один старик, которого возили в кресле, потом, двое мужчин и подросток - они работали в шахте. Иногда им помогали грудастые девицы - одна или две - с головами, повязанными носовыми платками; были и еще женщины, и дети были, большие и грудные, так что было невозможно понять, в каких поляки семейных отношениях.
     Шахта эта находится тут, милях в двух, не больше, о г Кэли Джона, который, ни слова не говоря, садился на лошадь - отчета, когда вернется, он не предоставлял.
     Матильда, поджидавшая его у двери комнаты, заметила, что выглядит брат еще решительнее, чем накануне. Разыгрывал он ее или действительно случилось нечто столь серьезное, о чем он не мог рассказать даже ей? Он и словом не обмолвился про баул и перед тем, как уйти, запер дверь на ключ. Не сказал он и почему снова надел городские брюки. Мало того, выехав с ранчо, он сделал то, чего можно было ожидать менее всего на свете, а Матильда, стоявшая на пороге, знала его, как никто другой.
     Вместо того чтобы поехать по тропинке в foot-hills <Предгорья (англ.).> или по той, что вела к Джейн-Стейшн, или по той, что называлась старой, он выбрал заброшенную дорогу к шахте и направил лошадь прямо по ней. Как будто другого и не существовало! Как будто тридцать восемь лет в доме Кэли Джона не существовало запрета на это имя!
     Он скрылся за первой насыпью, и, когда выехал на следующий бугор, справа от него появилось ранчо, строения которого походили на городской дом. Слева, у подножия горы, что-то вроде помоста, большое колесо, висящее в воздухе, - все, что осталось от шахты. Целых бараков было четыре или пять, некоторые просто исчезли с лица земли, и лошади приходилось обходить скрученные полосы толя.
     Кэли Джон наклонился и заговорил с девчушкой, которая присматривала за мальчуганами.
     Она взглянула на него поначалу, как глухая, так как привыкла, что к ней обращаются на языке, который она не знает. Потом сдвинула брови - то ли угадала фамилию Дженкинса, то ли имя Майлз, - и, слегка покраснев, указала всаднику на соседние хибары.
     В этих жили только поляки. Самые дальние халупы выбрали две семьи ковбоев, так что между двумя группами строений располагалась как бы ничейная, заброшенная земля.
     - Майлз Дженкинс? - повторил свой вопрос Кэли старухе, развешивавшей на проволоке белье.
     Ничего ему не отвечая, она закричала пронзительно, как баба из предместья:
     - Майлз?.. Майлз!.. Тут тебя Кэли Джон спрашивает.
Быстрый переход