В это время на площадке появился наш пенсионер зоотехник. Он не курил, но любил постоять с курильщиками и побеседовать, особенно на гурманские темы. Разговоры о еде он чувствовал на расстоянии.

– Вот тут вы, Александр Валерианович, не правы. Кура – это очень вкусное блюдо, но нужно знать, какую птицу взять и как ее приготовить, отоко то дело. Мне цыплят берет мой зять прямо на птицефабрике – бройлерных цыплят. Если их хорошо отбить, поджарить под гнетом и подать с чесночным соусом, то пальчики оближете, отоко то дело. Чувствую, что перерыв скоро, надо подкрепиться. Извиняйте, я вас покину.

– А вы все о жратве, да о жратве. А я на диете. – Это подключилась к разговору Мария Ивановна – шеф нашего машбюро. Машинистки сидели в подвале, но она любила подняться к нам на площадку второго этажа и покурить с мужчинами. – У нас в машбюро разговор о еде вообще запрещен.

– Я вас понял, – сказал Рыков, – у вас все дамы самой убедительной комплекции в институте.

– И что это за мужчины нынче пошли. Беседы все о еде, да о еде. Нет чтобы о женщинах. Вот у нас только о мужчинах и беседуют. Две моих дамы не поделили одного мужика из четвертой мастерской (не хочу его называть). Грызутся как собаки. Одну из них я уже договорилась перевести на Чекистов (наш филиал). Подурели бабы совсем. На той неделе достали какую то развратную книжицу Камасутра, и полдня работы не было – перепечатывали на папиросной бумаге по десять экземпляров. Я Вале говорю: «На хрена тебе это. Что кому с утра, а кому с вечера все равно ни одной позы, здесь нарисованной, ты не сможешь выполнить». А она мне: «Это я для сестры. Она у меня такая стеснительная. Хочу ей помочь».

Дверь на лестницу отворилась, и в нее протиснулась капитальная фигура Лии Борисовны.

– Александр Валерианович, а я вас разыскиваю, – кокетливо сообщила она. – Мне нужно с вами проконсультироваться.

– Сейчас, только докурю, – ответил он, прикуривая новую сигарету.

Лия Борисовна пришла к нам из Киевпроекта руководителем группы конструкторов. Ее предложили нам с роскошными рекомендациями, очевидно уж очень хотели от нее избавиться. Она обладала полным отсутствием пространственного воображения – качество, как вы понимаете, весьма сомнительное для конструктора. Постоянно возникали совершенно бессмысленные споры.

– Как я могу опереть эту балку на стену, когда стены здесь нет? – говорила она, глядя на разрез здания.

– Как это нет, – кипятился Фима. – Вот же она. Просто она расположена лицом к нам.

– Что вы мне говорите. Стена, чтобы вы знали, Фима – это две линии на расстоянии, между которыми заштриховано.

– Да нет же, она лицом к нам.

– Ну ладно, что с вами спорить. Александр Валерианович вам объяснит. Лучше скажите мне, куда исчезла лестница?

– Так вот же она.

– Что вы мне голову морочите. Лестница – это ступеньки, нарисованные пилочкой. А у вас тут ничего нет.

– Так она же лицом к нам, вот же ступеньки – вот эти линии.

– Что вы все лицом да лицом, что это за термин такой?

– Ой, гвалт! Посмотрите, она совсем ничего не соображает! – кричал Фима. Щеки его пылали, он хватался за голову.

– Что это еще за «она»? Вы, кажется, переходите на личности! – возмущалась она, напирая на него своей пышной грудью.

Ее чертежи либо приходилось выкидывать, либо полностью переделывать. Избавиться от нее было невозможно.

– Придется идти, – понуро сообщил Рыков. – Дама назначила рандеву. Кроме того, что она ни черта не соображает, она сейчас навалится на меня бюстом, так что дышать будет нечем.