Политический огонь продолжал гореть на фоне болезней и смертей. Несмотря на провокационные заявления недовольных, правительство могло спать спокойно: тяжелобольные и деморализованные люди не начинают революций. Вместо этого жертвы нередко обращались к так называемому лечению холодной водой и прыгали с моста Ватерлоо.

Первый и второй закон о реформе натолкнулись на сопротивление палаты лордов, но в конце 1831 года и в начале следующего года была предпринята третья попытка. Лорды, опасаясь общественных беспорядков и угрозы своим привилегиям, приняли билль 14 апреля 1832 года. Через три недели они провели к нему враждебную поправку, и принятие закона опять сорвалось. Затевать опасные игры с населением было неразумно. Герцога Веллингтона снова попросили сформировать правительство с явной целью провести более умеренную реформу. Страна ополчилась против него. Люди угрожали изъять вклады из Банка Англии под девизом: «Чтобы остановить герцога, забирайте золото». Впрочем, этого не потребовалось. В этих беспрецедентных обстоятельствах Веллингтон не мог сформировать правительство.

Король не находил себе места в своих покоях. Никакие ухищрения и комбинации, в том числе приглашение Веллингтона, не действовали. Оставался только один выход: заполнить палату лордов таким количеством послушных пэров, которое позволило бы наконец принять Закон о реформе. Король изнемогал, плакал и молился, но знал, что это конец. В итоге он написал записку: «В случае возникновения любого препятствия при дальнейшем продвижении билля Его Величество передает графу Грею право назначать пэров в количестве, необходимом для того, чтобы билль был принят». Этого оказалось достаточно. Угроза возымела действие. Собственный статус беспокоил пэров гораздо больше, чем право голоса для нижестоящих. Большинство из них теперь приготовились воздержаться от голосования за реформу, что позволило бы избежать назначения новых пэров. Сколько их должно было появиться: сорок? Пятьдесят? Это было немыслимо. Этого не должно было случиться. 4 июня 1832 года закон о реформе прошел третье чтение.

Ранее считалось, что новые обстоятельства способствовали более активному участию народа в избирательном процессе и что средний класс смог побороть интересы высших классов. Факты говорят об обратном. «Старая фирма» все так же существовала. Все коррупционные схемы по-прежнему действовали, хотя теперь, возможно, не так явно. «Карманные местечки», которыми управлял один вельможа или одна семья, никуда не делись. Садбери и Сент-Олбанс по-прежнему были доступны любому, кто предложит более высокую цену. Пэры и землевладельцы продолжали пользоваться необыкновенным и незаслуженным влиянием на выборах. Открытые войны между партиями воспринимались как должное. Без тайного голосования, которое было введено позднее в XIX веке, избирателей можно было «обрабатывать» и подкупать любыми способами.

Система голосования не претерпела существенных изменений: к имеющимся 435 000 избирателей добавилось еще 217 000 человек. Число сыновей пэров и баронетов в палате общин медленно сокращалось, но за 35 лет крупные землевладельцы потеряли только сотню представителей. В первый реформированный парламент избрали несколько радикалов, но они затерялись на фоне традиционных влиятельных групп. Джон Стюарт Милль писал другу в 1833 году: «Наша Жиронда — это иллюзия… У нас нет лидеров, а без лидеров не может быть организации. Среди радикалов нет ни одного человека, имеющего способности к руководству». Жирондой называлась группа из двенадцати французских республиканцев, но здесь не было революции. В «Размышлениях о представительном правительстве» (Considerations on Representative Government; 1861) Милль пришел к выводу, что реформа никак не изменила характер представительства и не смогла освободить место для каких-либо меньшинств из общей массы населения. По сути, реформа позволила сохранить существующий общественный строй, при этом удовлетворив претензии части городских жителей и радикальных энтузиастов.