Разумеется, реальные последствия избирательной реформы были намного значительнее и не исчерпывались только вопросами гардероба. Заинтересованный средний класс, в настоящее время составлявший, по оценкам, около 20 % населения, стал более ответственным и влиятельным; эти люди забрасывали королевский кабинет петициями по вопросам работорговли и торговли зерном. Сила политических и трудовых объединений давала материальные преимущества сторонникам заводской реформы и реформы профсоюзов. Влияние политических партий значительно возросло за счет притока недавно получивших избирательные права граждан, и начиная с 1830-х годов центральные партийные организации и клубы стали неотъемлемой частью политического ландшафта.

Перераспределение парламентских мест, относившихся к «карманным местечкам», и вызванный этим дефицит независимых представителей привели к усилению партийных связей. На сцене остались две основные партии, и реформа стала главным словом их политического лексикона. Виги выступали за реформу, чтобы сохранить аристократические привилегии, сделав некоторые уступки среднему классу. Тори выступали за реформу, чтобы позаботиться о бедных в привычном патерналистском духе — например, через введение понятия «честной цены». Тори также критиковали новый Закон о бедных как подрывающий традиционные полномочия землевладельцев-джентри.

Многих наблюдателей разозлило то, что все изменилось, но при этом ничего не изменилось. Это, по-видимому, вообще свойственно природе английской жизни. Произошла революция, но она не изменила характер правления. Уильям Коббет, как обычно, высказался о происходящем наиболее емко: «Счастливые дни политического жульничества ушли навсегда. Джентльмены из оппозиции могут называться таковыми лишь в смысле своего местоположения — они сидят на противоположной стороне палаты, вот и все. Во всем остальном они отличаются друг от друга не больше, чем пастор от клирика или, скорее, грач от галки: один каркает, другая стрекочет, но оба имеют одну и ту же цель, оба ищут одинаковую пищу». Бенджамин Дизраэли — посторонний, отчаянно пытавшийся проникнуть внутрь, — спрашивал в 1835 году: «Что они [радикалы] подразумевают, произнося свою любимую фразу “Народный дом”? Члены палаты общин образуют в государстве отдельный класс, привилегированный и безответственный. И наследственный, как и пэры».

Лорды подчинились, но силы, которая прочно утвердилась бы над ними, пока еще не появилось. Палата общин одержала победу, но пока еще не заняла первостепенного положения внутри содружества. Множество вопросов, касающихся статуса и взаимоотношений короля и парламента, остались без ответа. Всякий раз, стоило лишь подойти ближе к одному из таких вопросов, вы натыкались на путаницу, двусмысленность, непоследовательность, неискренность и ложные надежды.

7

Инспектор

Первый реформированный парламент был распущен 3 декабря 1832 года. На следующих выборах Грей имел большой численный перевес по сравнению с оппонентами. Новый парламент приступил к работе 29 января 1833 года. Виги, увенчанные лаврами избирательной реформы, получили в парламенте 441 место — для сравнения: от тори под руководством Веллингтона и Пиля прошло только 175 человек. Пиля в целом считали перспективным политиком.

В новую администрацию при Грее вошло несколько радикалов, воодушевленных поддержкой реформы. Знаковыми плодами работы этого правительства реформаторов, противопоставлявших себя непримиримым тори, стали Закон о фабриках (1833), Закон об отмене рабства на всей территории империи (1833) и новый Закон о бедных (1834).