Два дня она с тревогой ждала визита господина Дюбрея. Но не успел он появиться перед ней, приветливо улыбающийся, и Жинетт увидела его отросшие ногти, как она сразу успокоилась. Он спросил, понравился ли ей фильм.

— Фильм довольно смелый, — отвечала она, потупя взор. И вдруг, собрав все свое мужество, оно спросила у него о том, что не давало ей покоя.

— А этот мальчик — ваш сын?

— Нет, — ответил он, — сын дворника.

Она не знала, обрадовало ли ее это открытие или разочаровало.

— Очень похвально с вашей стороны брать его в кино, — продолжала она, помолчав.

— Похвально и удобно, — ответил он, весело улыбаясь.

— Почему удобно?

— Потому что, как вы могли заметить, я невысок ростом и ничего не увижу, если какой-нибудь верзила будет закрывать мне экран. Вот я и покупаю билет для мальчика, усаживая его перед собой. Так хотя бы я могу быть уверен, что смогу посмотреть фильм до конца и никто мне не будет мешать.

Этот его эгоизм ее удивил. Он что циник или просто не осознает того, что делает?

— А вы подумали о том, что заставляете мальчика смотреть вещи, которые еще рано знать в его возрасте? — спросила она.

— Учиться жизни никогда не рано!

— Но это же не жизнь!

— Нет, жизнь, — ответил он, прижмурившись и глядя ей прямо в глаза. — Это и есть жизнь! И только это! Очень приятная жизнь, поверьте мне!

Ошарашенная, она склонилась над рукой господина Дюбрея, так старательно работая пилочкой, что она просто свистела, вгрызалась в ноготь. Они долго молчали. Наконец он спросил:

— Вы любите детей, мадемуазель?

— Да, — прошептала она.

Жинетт почувствовала, как на глаза ей наворачиваются слезы. Она продолжала пилить ноготь с какой-то тупой сосредоточенностью. Легкий запах паленого рога щекотал ей ноздри. Она боролась с одолевшим ее колдовством, когда вдруг будто сквозь туман донесся до нее низкий голос господина Дюбрея:

— Не хотите ли стать моей женой?

Она подскочила. В сердце клокотали одновременно ужас и радость. Не в состоянии на что-то отважиться среди этой бури чувств она пролепетала:

— Что вы говорите, мсье?.. Это невозможно!.. Нет! Нет!

Перед ней сидел господин Дюбрей, кругленький, приветливый и улыбался глазами, устами, всем своим существом.

— Подумайте, — сказал он, — я зайду завтра.

В этот вечер он не оставил ей чаевых. Жинетт провела бессонную ночь, взвешивая все «за» и «против» его предложения. Двадцать лет она надеялась, что кто-нибудь из клиентов предложит ей выйти за него замуж, так имела ли она право отказываться от возможности осуществить свою мечту? Правда, ей ничего неизвестно о господине Дюбрее. Ее немного смущала та темная полоса, которую она угадывала в нем. Но она убеждала себя, что каждая женщина имеет склонность к реформаторству и что она сумеет справиться с плохими наклонностями этого мужчины, как она справляется с его ногтями. На следующий день с холодной решительностью парашютиста, бросающегося в пустоту, она ответила ему «да».

Он хотел ограничиться очень простой гражданской церемонией, но она получила религиозное воспитание и во что бы то ни стало хотела венчаться в церкви.

Сын дворника был у них шафером. На свадьбу пригласили очень мало гостей. С ее стороны был персонал парикмахерской, с его — никого.

Во время венчания свечи погасли, орган сломался, а на мальчика-хориста напала икота.