Сразу после этого они отправились в свадебное путешествие. Господин Дюбрей отказался сказать Жинетт, куда он ее везет. Она оказалась в роскошной венецианской гостинице, так и не понимая, как туда попала. Окна комнаты выходили на Большой канал. На возвышении стояла необъятная кровать золоченого дерева. В алебастровых вазах распускались белые цветы. Ослепленная этой роскошью, Жинетт спросила себя, не грезит ли она.

Она обернулась к господину Дюбрею и, не помня себя от радости, протянула к нему руки. Со сладостным замиранием ждала она, чтобы он подхватил ее на руки и понес на брачное ложе, покрытое леопардовыми шкурами. Но он не двигался с места, безвольно опустив руки, с хмурым и сосредоточенным лицом. Наконец он спросил у нее разрешения разуться.

— Конечно же, милый, — ответила она.

Он разулся, и она увидела, что вместо ступней у него раздвоенные копыта. Остолбенев от ужаса, она отступила к стене, не в силах произнести ни слова.

* * *

На следующее утро Жинетт проснулась счастливая и радостная в объятиях господина Дюбрея, одетого в цветастую шелковую пижаму. Быть женой дьявола оказалось не так уж ужасно, как ей казалось. В комнате вокруг нее белые цветы стали красными. На кресле вместо хлопчатобумажного халатика, который она привезла с собой, лежал золотистый кружевной пеньюар. В шкафах с открытыми дверцами висело полсотни новых платьев, одно другого краше. В комнату вошел слуга в ливрее, толкая перед собой столик на колесиках, уставленный серебряной посудой с фруктами и пирожными. Она успела лишь съесть апельсин, а они оказались уже во Флоренции. Потом господин Дюбрей щелкнул пальцами, и они перенеслись в Пизу, затем в Неаполь, а потом в Рим. Картины, которыми Жинетт восторгалась в музеях, ночью оказывались у нее в комнате. На рассвете они снова возвращались на свои места в выставочных залах. Никто ничего не замечал.

Пропутешествовав так целый месяц, они вернулись в Париж и поселились в собственном особняке на границе Булонского леса. Жинетт не вернулась больше в парикмахерскую, но профессии своей не оставила, так как ее супруг сам по себе стоил десяти клиентов. Каждый вечер часами она неутомимо трудилась над его ногтями, и профессиональная старательность умножалась супружеской нежностью.

Каждый день в девять часов утра он отправлялся на работу и возвращался ровно в половине седьмого вечера. В воскресенье, когда ему нужно было встретиться с кем-то вне дома, он обязательно возвращался к обеду. Никогда он не жаловался на свои служебные дела, никогда не отказывал жене в деньгах. В этой атмосфере семейного согласия и спокойствия в характере Жинетт расцвели крепкие обывательские добродетели. Оба они жили долго и имели много детей с твердыми ногтями и раздвоенными копытцами на ногах.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ВЕРСАЛЯ

Жоржу стоило увидеть людей, толпившихся в большом зале, где были выставлены «произведения искусства и мебель из наследия госпожи Л.», чтобы понять, что торги в следующее воскресенье будут весьма значительны. Он искоса взглянул на жену и со страхом заметил жадный блеск в ее глазах. Ни он, ни она еще не бывали на аукционах, но их приятель Бергам часто повторял, что, обладая чутьем, в Версале за бесценок можно отхватить прекрасные вещи, поэтому они и решили попробовать счастья, да и случай выпал подходящий: они только что отремонтировали квартиру, перекрасили стены, и теперь сразу стали заметны ужасные недостатки в оформлении комнат. Жорж считал, что в гостиной обязательно нужна какая-нибудь картина, чтобы заполнить простенок между окнами; Каролине же хотелось украсить свою комнату комодом в стиле Людовика XVI. А здесь у них просто в глазах рябило от всевозможных секретеров и круглых столиков с ценным покрытием, инкрустированных письменных столов, столиков, расписанных в итальянском стиле, источенных шашелем кресел, сумрачного блеска картин известных живописцев в золотых рамах.