Сделав такие умозаключения, Миретт распрямился и хлопнул себя по бедрам.

— Я также счастлив, мэтр Тайяд, — ответил он с внезапной решимостью. — Я думаю, что мы сделаем доброе дело. Вы необыкновенный человек, и я думаю, что я тоже отмечен судьбой.

Правда, я неучен.

— Вам ведома наука сердца, — закончил за него Тайяд.

— Воистину. Итак, по рукам. И я выпью еще немного вашего вина за радость знакомства с вами.

Дама Бланш захлопала в ладоши.

Служанка принесла бутылки с вином. Миретт по привычке подмигнул ей и опорожнил кубок. После чего жизнь ему показалась еще более легкой. Он потребовал Валентина, уснувшего в кухне, и стал настаивать, чтобы обезьянка показала свои трюки компании:

Бланш звонко хохотала. А мэтр Тайяд задумчиво поглаживал подбородок.

— Такой молодой, такой веселый и посланник Всевышнего! — бормотал он.

Когда обезьянка исчерпала все свои трюки, спохватились, что время идти почивать, и Дама Бланш проводила Александра Миретта и Валентина в их комнату.

Целую ночь Александру Миретту снилось, что Дама Бланш в кожаном переднике и кожаных штанах по колено купает его в чане с кипящим маслом.

Глава VI, Александр Миретт входит во вкус своей новой жизни к великой радости мэтра Тайяда и к великому горю Дамы Бланш

Назавтра, в семь часов утра, мэтр Тайяд позвал Александра Миретта в свой кабинет, чтобы начать научное и мистическое образование молодого человека. Кабинет представлял собой темную келью, захламленную перегонными кубами, ретортами, колбами. В центре лаборатории стоял длинный стол, заваленный рукописями с шелковыми зелеными и красными закладками, толстыми томами в кожаных переплетах с обтрепанными обрезами, кружки с землей, хрустальные стаканы с какой-то голубой жидкостью, похожей на лужицы голубого неба.

— Вот моя лаборатория, ваша, наша лаборатория, — сказал мэтр Тайяд. — Вот книги, в которых я почерпнул все, что знаю. А это сосуды, которые я использую для опытов. Вот земля, в этой металлической тарелке, и здесь, в этом стакане, жидкость, которую я называю небесной субстанцией. Я только начал свои изыскания, но вы мне поможете. Кстати, я должен вас ободрить. Не в ученых трактатах Амори, Бена, Давида Динонского или древнееврейских мудрецов почерпнул я мои знания. Только Библия должна помогать мне в моих изысканиях.

Все, что человек открывает, основываясь на Библии, — свято. Все, что человек изобретает, основываясь на еретической пачкотне, — от лукавого.

— Хорошо, — согласился Миретт. — И что же говорится в Библии?

— Библия меня одобряет, — гордо заявил мэтр Тайяд. — В книге «Сотворение мира» читаем: «Бог создал человека из праха земного… Он вдохнул в него жизнь». То есть человек — это земля, оживленная Божественным дыханием. Земля и небо! А что написано в «Апокалипсисе»? «Я первый, и последний, и живой», — говорит видение. И у этого видения волосы на голове белые, как руно, как снег, как облака. А ноги его подобны расплавленной в печи бронзе — так говорит нам святое писание. Итак, ноги его в земляной печи, а голова в небесных облаках. И человек этот, живой, — первый, то есть небо, и последний — то есть земля. Небо и земля!

— Я никогда об этом не думал, — сказал Миретт, искренне удивленный такой хитрой диалектикой.