– Врачи разрешили встречу с Дорохиным?– спросил я.

– Мне – нет. Только жену пускают, да и то на несколько минут.

– Ясно… И что вы намерены предпринять дальше?

– Прежде всего надо взять под стражу Коростылева. Прошу утвердить постановление на его арест.

– А что предъявите?

– Пока – хищение бензина.

– Считаете, брать под стражу необходимо?

– Да, Захар Петрович. В интересах следствия. Уж больно его показания сходятся с показаниями Воронцова и Пикуля…

– А как насчет обвинения в покушении на убийство' – спросил я, подписывая постановление следователя на арест Коростылева.

– Буду раскручивать… Вы не представляете, как необходимы показания самого Дорохина!

– Представляю, Владимир Гордеевич. Попытаюсь связаться с его лечащим врачом…

Коростылев был взят под стражу. В хищении бензина он признался сразу. Да и отпереться было трудно: Фадеев представил неопровержимые доказательства.

Воронцов же отрицал свою вину, хотя против него свидетельствовали Байгарова и ее соседи. На допросах бывший бригадир (он был отстранен от этой должности, как только было предъявлено обвинение) держал себя вызывающе. На очной ставке с Байгаровой обвинял родственницу Коростылева во лжи.

Фадеев в отношении Воронцова пока ограничился подпиской о невыезде.

Наконец мне удалось уговорить хирурга, лечащего Дорохина. Он разрешил переговорить с Николаем, но под наблюдением врача.

В больницу мы поехали вместе с Фадеевым. Дорохину делали перевязку и нас просили подождать.

Мы сидели с Владимиром Гордеевичем в белых халатах в коридоре, и тут появилась Аня, жена Николая. С хозяйственной сумкой, из которой торчал блестящий колпачок термоса.

Аня похудела, осунулась. Перенесенные волнения не просто дались. Но в глазах ее светилась надежда.

– Вытащу я Николая! – сказала она уверенно.– Врач говорит, будет жить, а это самое главное! Господи, почему я не послушалась его и не осталась в деревне? Вы знаете,– продолжала она, обращаясь почему-то только ко мне,– я ведь в первые дни не отходила от него ни на шаг. Он бредил… Как, мол, можно губить землю…

Мы с Фадеевым незаметно переглянулись: Николай наверняка имел в виду слив солярки.

– Как только встанет на ноги, увезу его в колхоз,– заключила Аня.– Насовсем. Я уже сказала у себя на работе. А что? Если Коля так любит землю, надо жить и работать в деревне…

Нам с Фадеевым сообщили, что можно зайти в палату.

Дорохин был весь в бинтах. Нога – на растяжке. Меня он узнал с трудом. Чтобы не упустить ни единого слова, Фадеев решил записывать беседу на магнитофон. Тем более врач дал нам всего пять минут.

– Вспомните, пожалуйста,– спросил шофера следователь, когда я представил его,– перед аварией вы не проверяли тормозную систему на вашем КрАЗе?

Дорохин тихо произнес:

– Проверял.

Видимо, он и сам уже задумывался, что произошло с его машиной там, на двадцать седьмой километре.

– Все было в порядке?– продолжал Фадеев.

– Да, в порядке,– как эхо, повторил Николай.

– Вы утром проверяли, перед выездом?

– Нет, накануне… Готовлю машину с вечера, чтобы утром сразу в рейс… Привычка с армии… Полная боевая готовность…

– Штуцер стравливания тормозной жидкости проверяли?– задал вопрос Фадеев.