– Действительно,– согласился он.– Можно будет посидеть у меня или у вас.

В моем купе был только один пассажир. Мужчина лет тридцати восьми. Традиционные в таких случаях любезности. С его стороны – гостеприимство на правах чуть ли не хозяина, с моей стороны – новенького. Так всегда. Через каких-нибудь четверть часа я тоже обживусь, и если кто-нибудь подсядет в пути, то и для меня будет сначала как гость.

Я повесил пальто на вешалку. Сосед скользнул взглядом по знакам отличия в петлицах моего форменного пиджака. Но большого любопытства не проявил. В те давние послевоенные годы, когда прокуроры носили погоны, форма производила больше впечатления. Теперь же нашего брата частенько почему-то принимают за работников связи, железнодорожников…

Мое место – внизу. Я положил на столик газеты. Мужчина предупредительно подвинул в сторону книгу, распечатанную пачку «Столичных», взял в рот сигарету и посмотрел на меня вопросительно.

– Курите, курите,– кивнул я.– Сам не курю, бросил, но к дыму привычный.

– Я закурю,– сказал он, щелкая зажигалкой.– А то в коридоре сейчас толкотня…– Он посмотрел на часы. На нем был цветной свитер, синие брюки в полоску, изрядно помятые от дорожного сидения и лежания, и замшевые ботинки. Интеллигентное лицо. Такие часто бывают у артистов, художников, журналистов: вольность в прическе, едва насмешливый взгляд с проскальзывающим превосходством.

Не успел он сделать несколько затяжек, как в купе вошла женщина.

– Выходит, я попала в мужское царство? – весело сказала наша попутчица.

Молодая особа, в синтетической шубе, пушистом платке, в брюках и модных сапожках, она внесла с собой запах приятных тонких духов и яблок.

Мы непроизвольно поднялись, засуетились, помогая ей определиться на нижней полке.

Вещей у нее было мало: лакированный чемоданчик, кожаная сумка через плечо и небольшая картонная коробка с дырочками по бокам и наклейкой: «Карамель лимонная».

– Яблоки,– сказала наша новая соседка.– Боюсь, не довезу. Мороз – как на рождество.

Вот откуда этот аромат. Нашей знаменитой зорян-ской антоновки…

– Довезете,– успокоил я ее. Не знаю, из учтивости или в защиту антоновки.

– Смотря куда,– неопределенно заметил сосед, как мне показалось, с целью завязать разговор и знакомство. Заодно выяснить, куда она едет.

– Домой, в Рдянск,– охотно сказала женщина.– У родственников гостила.

Она сняла шубу, платок, раскинув белые густые волосы.

Сколько ей было лет, сказать трудно. Гладкое, чистое лицо. Минимум косметики. Без морщин. Больше двадцати пяти не дашь. Но фигура, обтянутая кофтой и брюками, пополнела не вчера. И свобода, раскованность, с которыми она держалась в мужском обществе, говорили о том, что прожито никак не менее трех десятков.

Из кожаной сумки были извлечены пудреница, помада, щетка для волос, и мы, как по команде, вышли из купе, прикрыв за собой дверь.

– Как устроились?– спросил Горелов, все еще стоящий в коридоре.

– Спасибо, Николай Сидорович, хорошо…

Он улыбнулся:

– Общество у вас подходящее.

Блондинку Горелов уже успел разглядеть.

– Куда путь? – поинтересовался я.

– В отпуск. В Железноводск.