третье: на самом деле они все время жили на хуторе. Тем более что старуха Рябченко больна, почти не встает.

Итак, мне стало ясно, что вся эта катавасия с куплей-продажей дома, а также с выпиской и пропиской – махинация с целью незаконного получения Ириной Алексеевной Калгашкиной трехкомнатной квартиры.

Но только ли этим ограничивался круг ее незаконных действий? Почему горжилуправление и правление ЖСК «Салют» так благоволило к Калгашкиной? А человеку, имеющему все основания претендовать на трехкомнатную квартиру, то есть Бабаеву, отказали?

По-моему, всем этим пришло время заняться следователю.

Было возбуждено уголовное дело. Я поручил его Орлову Анатолию Васильевичу, молодому следователю. В помощь Орлову начальник городского отдела внутренних дел выделил инспектора ОБХСС старшего лейтенанта Владимира Гордеевича Фадеева, который, по просьбе следователя, срочно выехал в Мокрую Ельмуту.

Через два дня следователь и инспектор ОБХСС зашли ко мне поделиться первыми впечатлениями.

– Ну и фокусница эта Ирина Алексеевна Калгашкина,– рассказывал Фадеев.– Прямо Кио… Такого тумана напустила у своих родственников, что те ничего не поняли. И фокус готов! Я спрашиваю у бабки Рябченко: жили, мол, в Зорянске? Господь, говорит, сынок, с тобой, я уж со двора три года не выходила… Отцу Калгашкиной – тот же вопрос. Он в ответ: а чего я там не видел? Я говорю: так у вас в Зорянске трехкомнатная квартира, на ваши кровные деньги… Он прямо-таки опешил. Спрашиваю: вы дочери Ирине четыре тысячи давали? Смеется. Я, говорит, больше сотни в руках не держал… Вот так, Захар Петрович. Старики даже и не подозревают, что были жителями нашего города…

– Погодите, погодите,– остановил я инспектора ОБХСС.– Почему отец Калгашкиной говорит, что и сотни не держал в руках? Он же дом продал…

Фадеев усмехнулся.

– А знаете, кому старики продали свой дом? Своей же дочери, Муравьевой.

– Как дочери? – не понял я.

– Вот так. Своей родной дочери, которая родилась, выросла и до сих пор живет в этом доме.

– Странно,– удивился я.– А Муравьева заплатила им что-нибудь?

– В том-то и дело, что ни копейки не заплатила,– ответил Владимир Гордеевич.– А зять, то есть муж дочери, тот до сих пор так и считает стариков хозяевами дома и сада.

– Но для чего же все это понадобилось? – спросил я.

– А Муравьева, да и все остальные родственники сами не знают, какой смысл в этой купле-продаже,– продолжал Фадеев.– Говорят, Ирина Алексеевна примчалась на хутор, что-то напела с три короба и все сама с продажей и обстряпала.

– А за оформление продажи? Кто взял на себя эти расходы?

– Заведующая магазином наша разлюбезная, кто же еще? Сестра ее, то есть Муравьева, говорит, устроили семейное торжество. Обмыли, значит. Ирина Алексеевна и подарками всех своих наделила… Я считаю: это фиктивная сделка для отвода глаз.

– Ну, что скажете, Анатолий Васильевич? – обратился я к следователю.

– Вопрос с выпиской и пропиской ясен,– ответил Орлов.– Чтобы получить побольше площадь… С продажей дома – тоже…

– Да,– вспомнил я и снова спросил у Фадеева,– какая сумма фигурирует в документах о продаже дома?

– Четыре тысячи.

– Простите, Анатолий Васильевич, что перебил вас. Продолжайте.

– Вы задали старшему лейтенанту нужный вопрос,– сказал следователь.– Четыре тысячи… По-моему, Калгашкина хотела всех убедить, что большую часть денег для паевого взноса дали родители… Видимо, доходы у нее, мягко выражаясь, не совсем законные, вот она и решила замаскировать их.