Он поднялся на ноги, все еще ошеломленный падением. Разбежавшиеся во все стороны человеческие существа обернулись и уставились на него. Некоторые из них показывали на исчезавшего вдали коня и что-то кричали. Он медленно направился к ним.

Он забыл о лошади, забыл о своих собственных ушибах. Неожиданность этой встречи совершенно поразила его. Их было меньше, чем раньше, — верно остальные спрятались, — подумал он. Груда папоротников для ночного костра тоже была меньше, чем прежде. Но почему же у кремневых куч не видно Уау? Тут он вспомнил, что убил Уау. При виде этой родной картины и медведи, и Юдена, и речная долина показались ему такими далекими, как будто он их видел во сне.

Он остановился на берегу и смотрел на свое племя. Его математические познания были крайне слабы, но, безусловно, здесь было меньше людей. Мужчины могли уйти, но и женщин и детей было тоже меньше. Он издал приветственный крик. Его ссора была только с Уйей и Уау, но не с остальными.

— Дети Уйи! — позвал он. Они ответили ему, называя его по имени, хотя немного боязливо по причине его странного появления.

Некоторое время они поговорили друг с другом. Потом одна старуха крикливым голосом прокричала ему:

— Наш господин — Лев.

Уг-Ломи не понял смысла ее слов. Они принялись все вместе кричать ему:

— Уйя приходит к нам! Он приходит Львом! Наш господин — Лев! Он приходит по ночам. Убивает, кого захочет. Никто другой, Уг-Ломи, не смеет убивать нас, никто другой не смеет убивать нас!

Уг-Ломи все еще ничего не понимал.

— Наш господин — Лев. Он больше не говорит с нами.

Уг-Ломи стоял и смотрел в недоумении. Он видел сны, он знал, что хотя он и убил Уйю, но Уйя все еще как-то существует. А теперь они говорили ему, что Уйя был Львом.

Сморщенная старуха, распоряжавшаяся кострами, внезапно обернулась и принялась что-то тихо шептать стоящим рядом с нею.

Она была очень стара. Она была первой из жен Уйи, и он оставил ее жить сверх того возраста, до которого позволялось жить женщине. Она была хитра и умела угождать Уйе и добывать пищу. Теперь она пользовалась большим влиянием. Она говорила тихо, а Уг-Ломи с чувством любопытства и отвращения наблюдал с противоположного берега все движения ее высохшей, как мумия, фигуры. Потом она громко крикнула:

— Перейди к нам, Уг-Ломи!

Одна из девочек тоже закричала:

— Перейди к нам, Уг-Ломи!

И все принялись кричать:

— Перейди к нам, Уг-Ломи!

Было странно видеть, как изменилось отношение к нему после приглашения старухи.

Он стоял неподвижно, наблюдая за ними. Было приятно, что его звали, а девушка, которая первая позвала его, была красива. Но она напомнила ему Юдену.

— Перейди к нам, Уг-Ломи! — кричали они все, и голос морщинистой старухи поднимался выше всех. Что-то в ее голосе заставило Уг-Ломи поколебаться.

Он стоял на берегу реки, этот Уг-Ломи (что значило Уг-Мыслитель), и мысли его понемногу прояснялись. То один, то другой переставали кричать в ожидании того, что он сделает. Ему то хотелось, то не хотелось переходить.

Наконец его страх или осторожность взяли верх. Не отвечая им ни слова, он повернулся и пошел к отдаленным кустам терновника, откуда явился. Все племя поспешно принялось кричать ему вслед. Он снова остановился в нерешительности, повернулся, сделал несколько шагов назад и стоял некоторое время, взволнованно смотря на них грустными глазами. Он сделал еще два шага назад, но страх остановил его. Печально покачав головой, он быстро исчез в кустах терновника.

Все женщины и дети отчаянно принялись звать его, но это было напрасно…

А вдали, вниз по реке, там, где шелестели тростники, старый лев лежал в своей берлоге. Он оценил вкус человеческого мяса и потому поселился поблизости от этого человеческого стада.