Но более всего меня занимала внешность молодой аристократки. Она отличалась необыкновенной красотой, статной фигурой и изяществом, была великолепно одета, и ее движения были сколь естественны, столь и обворожительны. Я точно помню на ее левой руке, обращенной ко мне, три золотых кольца с большими камнями, а на шее тройную золотую цепь с золотыми пластинками флорентийской работы. Когда обед подходил к завершению и я вдоволь на нее насмотрелся, даже я был влюблен в нее до умопомрачения и впервые испытал в действительности эту сладкую и пагубную страсть, о которой столько раз мечтал и грезил в стихах.

После того как со стола все убрали, мы еще посидели какое-то время, отдыхая после трапезы. А потом пошли в сад, сидели в тени и наслаждались беседой на разные темы, а я даже продекламировал одну оду на латинском языке и удостоился похвалы. Вечером мы ужинали на лоджии, и когда стало темнеть, гости начали собираться домой. Я тут же предложил себя в провожатые, но Альвис уже подвел к крыльцу своего коня. Мы распрощались, три коня тронулись в путь, а я остался с носом.

В тот вечер и в ту ночь мне представилась возможность узнать кое-что о том, что такое любовь. Насколько безмерно счастлив был я в течение дня, глядя на прекрасную даму, настолько несчастен и безутешен я стал с того самого часа, как она покинула наш дом. С болью и завистью слышал я, как через час вернулся кузен, запер ворота и удалился к себе в спальню. Всю ночь я пролежал без сна, вздыхая и беспокойно ворочаясь в своей кровати. Я старался вызвать в памяти облик дамы, ее глаза, волосы, губы, ее руки и пальцы и каждое сказанное ею слово. Я сотни раз нежно и с тоской произносил ее имя — Исабель, и это было просто чудом, что никто на следующий день не обратил внимания на мой расстроенный вид. Весь день моя голова была занята исключительно тем, как бы исхитриться снова увидеть ее и, может быть, даже получить какой-либо знак приветливого расположения. Конечно, все мои мучения были тщетны, у меня не было никакого опыта, и в любви каждый, даже самый счастливый, непременно начинает с неудачи.

Через день я рискнул отправиться к их загородному дому, что можно было с легкостью осуществить тайком, поскольку он находился вблизи от леса. Я затаился на опушке и в течение многих часов только и наблюдал, что за ленивым жирным павлином, служанкой, распевающей песенки и летающим белым голубем. Я бегал туда каждый божий день, и два или три раза мне повезло: я видел донну Исабель, гуляющую в саду или стоящую возле окна.

Постепенно я осмелел и даже проник несколько раз в сад. Ворота, как правило, стояли открытыми, и я прятался за высокими кустами, сквозь которые просматривались все дорожки в саду и виден был небольшой летний павильон, облюбованный Исабель, чтобы проводить в нем первую половину дня. Я торчал там часами, не чувствуя ни голода, ни усталости, и каждый раз меня била дрожь блаженства и страха, как только я видел прекрасную даму.

Однажды я встретил в лесу болонца и с удвоенной радостью ринулся на свой пост, точно зная, что его нет дома. По той же причине я пробрался поглубже в сад и спрятался недалеко от беседки в густой листве лаврового куста. Услышав невнятный шум, я понял, что пришла Исабель. Один раз мне даже показалось — я слышу ее голос, но так тихо, что не был в этом уверен. Я терпеливо ждал в своей изнурительной засаде, что увижу ее лицо, и при этом испытывал неотступный страх, что ее супруг может возвратиться домой и случайно обнаружить меня. К великому сожалению и досаде, окно павильона с моей стороны было задернуто голубой шелковой занавеской, что не позволяло мне заглянуть внутрь.