Изменить размер шрифта - +
.. да поможет вам Бог!

        Он говорил отрывисто, нервно перемежая речь смешком, но почему-то наводил на меня больше страха, чем тот, молодой.

        - Что вам нужно от меня? - спросил я.

        - Только, чтобы вы задали несколько вопросов одному джентльмену из Греции, нашему гостю, и перевели бы нам его ответы. Но ни полслова сверх того, что вам прикажут сказать, или... - снова нервный смешок, - ...лучше б вам и вовсе не родиться на свет!

        С этими словами он открыл дверь и провел нас в комнату, освещенную опять-таки только одной лампой с приспущенным огнем. Комната была, безусловно, очень большая, и то, как ноги мои утонули в ковре, едва я вступил в нее, говорило о ее богатом убранстве. Я видел урывками крытые бархатом кресла, высокий с белой мраморной доской камин и по одну его сторону - то, что показалось мне комплектом японских доспехов. Одно кресло стояло прямо под лампой, и пожилой господин молча указал мне на него. Молодой оставил нас, но тут же появился из другой двери, ведя с собой джентльмена в каком-то балахоне, медленно подвигавшегося к нам. Когда он вступил в круг тусклого света, я смог разглядеть его, и меня затрясло от ужаса, такой у него был вид. Он был мертвенно бледен и крайне истощен, его выкаченные глаза горели, как у человека, чей дух сильней его немощного тела. Но что потрясло меня даже больше, чем все признаки физического изнурения, - это то, что его лицо вдоль и поперек уродливо пересекали полосы пластыря и широкая наклейка из того же пластыря закрывала его рот.

        - Есть у тебя грифельная доска, Гарольд? - крикнул старший, когда это странное существо не село, а скорее упало в кресло. - Руки ему развязали? Хорошо, дай ему карандаш. Вы будете задавать вопросы, мистер Мэлас, а он писать ответы. Спросите прежде всего, готов ли он подписать бумаги.

        Глаза человека метнули огонь.

        "Никогда", - написал он по-гречески на грифельной доске.

        - Ни на каких условиях? - спросил я по приказу нашего тирана.

        "Только если ее обвенчает в моем присутствии знакомый мне греческий священник".

        Тот пожилой захихикал своим ядовитым смешком.

        - Вы знаете, что вас ждет в таком случае?

        "О себе я не думаю".

        Я привожу вам образцы вопросов и ответов, составлявших наш полуустный-полуписьменный разговор. Снова и снова я должен был спрашивать, сдастся ли он и подпишет ли документ. Снова и снова я получал тот же негодующий ответ. Но вскоре мне пришла на ум счастливая мысль. Я стал к каждому вопросу прибавлять коротенькие фразы от себя - сперва совсем невинные, чтобы проверить, понимают ли хоть слово наши два свидетеля, а потом, убедившись, что на лицах у них ничего не отразилось, я повел более опасную игру. Наш разговор пошел примерно так:

        - От такого упрямства вам добра не будет. Кто вы?!

        - Мне все равно. В Лондоне я чужой.

        - Вина за вашу судьбу падет на вашу собственную голову. Давно вы здесь?

        - Пусть так. Три недели.

        - Вашей эта собственность уже никогда не будет. Что они с вами делают?

        - Но и негодяям она не достанется.
Быстрый переход