Изменить размер шрифта - +
  На  прошлой  неделе  мы  вот  с  ним,  - она кивнула в сторону
Радфорда, - играли в маджонг на веранде.
     - Может, споешь что-нибудь ребяткам? - предложил Чарльз.
     Лида-Луиза не отозвалась. Она смотрела на Пегги.
     - У вас с ним любовь? - спросила она.
     - Нет, - быстро ответил Радфорд.
     - Да, - сказала Пегги.
     - А почему тебе так нравится этот мальчик?  -  Лида-Луиза  спрашивала
Пегги.
     - Не знаю,  - ответила Пегги. - Мне нравится, как он стоит в классе у
доски.
     Такой ответ показался  Радфорду  возмутительным,  но  траурные  глаза
Лиды-Луизы  ухватили его и вместе с ним устремились вдаль.  Она спросила у
Черного Чарльза:
     - Дядя, ты слыхал, что говорит эта малютка Маргарет?
     - Нет. А что она сказала? - Черный Чарльз поднял крышку рояля и искал
что-то на струнах - может, сигареты, а может, пробку от соусницы.
     - Она говорит,  что она любит  вот  этого  мальчика,  потому  что  ей
нравится, как он стоит в классе у доски.
     - Правда?  - Черный Чарльз высвободил голову из-под крышки  рояля.  -
Спой ребятишкам что-нибудь, Лида-Луиза.
     - Ладно.  Какую  песню  они  любят?..  Кто,  интересно,  стянул   мои
сигареты? Они все время лежали возле меня.
     - Ты слишком много куришь.  Ни в чем меры не  знаешь.  Пой  лучше,  -
сказал ей дядя. Он уже сидел за роялем. - Спой им "Никто меня не любит".
     - Эта песня не для детей.
     - Эти дети любят такие песни.
     - Тогда ладно,  - сказала Лида-Луиза.  Она поднялась и стала у  рояля
сбоку.  Она  была высокого роста.  Радфорд и Пегги уже сидели на полу,  им
пришлось сильно задрать головы.
     - Какой ключ тебе?
     Лида-Луиза пожала плечами.
     - Да любой,  все равно,  - сказала она и подмигнула детям.  - Зеленый
будет лучше всего, подойдет к моим туфлям.
     Черный Чарльз  взял  аккорд,  и  голос  его племянницы влился в него,
проскользнув между нот. Она пела "Никто меня не любит". Когда она кончила,
у  Радфорда  по  спине бегали мурашки.  Кулак Пегги оказался в кармане его
куртки. Он не почувствовал, как она его туда засунула, и не стал говорить,
чтоб она его вынула.
     Теперь, годы спустя,  Радфорд, сбиваясь, все старался мне втолковать,
что голос Лиды-Луизы описать невозможно,  пока я не сказал ему, что у меня
есть почти все ее пластинки и я сам это знаю.  Но,  между прочим,  сделать
попытку, пожалуй, все-таки стоит.
     Голос у Лиды-Луизы был сильный и мягкий. На каждой ноте она по-своему
чуть  детонировала.  Она нежно и ласково раздирала вам душу.  Говоря,  что
голос Лиды-Луизы невозможно описать,  Радфорд,  вероятно, имел в виду, что
его ни с чем нельзя сопоставить. И в этом он прав.
     Покончив с "Никто меня не любит",  Лида-Луиза нагнулась  и  подобрала
сигареты, валявшиеся под стулом, на котором сидел ее дядя.
Быстрый переход