– Где ты была? – осведомился он у Ивонны, когда она вошла в гостиную в своих бледно‑голубых расклешенных джинсах и в красном топике из сетчатой ткани с сине‑белой вышивкой внизу, на сборчатом переде. Глаза у нее были мутноватые, но в остальном она выглядела нормально.

– Теплый прием, нечего сказать, – заметила она.

– Ты не собираешься мне ответить?

– Если уж тебе так надо знать, я была в «Роще».

– Где это?

– За вокзалом, у канала.

– А что там происходит?

– Ничего особенного. По вечерам в понедельник там ночь фолка. Играют фолк, читают стихи.

– Ты же знаешь, что пить тебе еще рано.

– А я не пила. Во всяком случае, алкоголь не пила.

– От тебя пахнет табаком.

– Папа, это же паб. Там курят. Слушай, если ты собираешься на меня ворчать, я лучше пойду лягу. Завтра мне в школу, забыл?

– Прекрати наглеть! Ты недостаточно взрослая, чтобы таскаться по пабам. Бог знает, кто там…

– Будь твоя воля, у меня бы вообще друзей не было! И я бы никуда никогда не ходила. Меня от тебя тошнит!

С этими словами Ивонна затопала вверх по лестнице – в свою комнату.

Чедвик сделал попытку последовать за ней, но Джанет схватила его за руку:

– Нет, Стэн. Не сейчас. Хватит с нее выволочек на сегодня.

Хотя Чедвик был взбешен, он понимал, что она права. Да он и сам вымотался. Не лучший момент для того, чтобы вступать в долгие пререкания с дочерью. Но он разберется с ней завтра. Выяснит, что у нее в голове, где она была всю воскресную ночь, а главное – в каком обществе она развлекается. Выяснит, даже если ему придется за ней следить.

Ему слышно было, как она передвигается наверху, заходит в уборную и в ванную, подчеркнуто громко хлопает дверью спальни. Возвращаться к фильму сейчас было немыслимо. И спать тоже было невозможно, пусть он и устал. Будь у него собака, он бы вывел ее гулять. Вместо этого он нацедил себе еще немного виски. Джанет притворялась, что читает «Вумен уикли», а он притворялся, что смотрит «В субботу вечером, в воскресенье утром», – до тех пор, пока наверху все не затихло. Теперь можно было спокойно ложиться.

Глава четвертая

Энни решила попытать счастья: вдруг Келли Сомс появится на работе в субботу утром? Припарковавшись в Фордхеме за спецфургоном, она расположила зеркало заднего вида так, чтобы в нем отражались паб и дорога. Бэнкс сказал ей, что Келли накануне не захотела разговаривать, потому что вокруг было много народу; он предположил, что у нее могут быть какие‑то личные тайны, а следовательно, имеет смысл застать ее одну, отвести куда‑нибудь. Кроме того, он полагал, что у женщины, возможно, будет больше шансов узнать у Келли, что она скрывает, а значит – пусть этим займется Энни.

Незадолго до одиннадцати Энни заметила Келли, выходящую из машины. Она узнала водителя, это был один из мужчин, сидевших в пабе вчера вечером и игравших в карты. Как только он отъехал и скрылся за поворотом, Энни сдала назад и перехватила Келли.

– На два слова, пожалуйста, – произнесла она.

Келли отступила к двери паба:

– Не могу. На работу опоздаю.

Энни открыла пассажирскую дверцу:

– Вы еще больше опоздаете, если сейчас же не поедете со мной.

Келли покусала губу, пробормотала что‑то себе под нос и забралась в старенькую фиолетовую «астру». Энни понимала, что ей давно пора купить новую машину, но сейчас у нее не было на это ни времени, ни денег. Бэнкс предлагал ей свой «рено», когда к нему перешел «порше», но она отказалась. Во‑первых, это был не ее тип машины, да и что‑то в ней противилось тому, чтобы принимать Бэнксовы обноски, ей виделось в этом какое‑то унижение.