Ни в эту ночь, ни в следующие Поло почти не спал, несмотря на пол-литра тростниковой, которые высаживали теперь ежедневно в подвале заброшенного особняка, и на усталость, которая постоянно плющила его. Он мечтал проспать двое суток кряду, но стоило лишь, кряхтя, улечься на циновку, сердце у него начинало трепыхаться, а в голове грохочущей каруселью неслись одни и те же мысли – черные и в таком разброде, что требовалось много времени, чтобы расставить их по порядку: драгоценности доньи Мариан, часы ее мужа, видеоприставки, телевизоры, стоявшие, по словам толстяка, в каждой комнате, белый «Гранд-Чероки», одинокая будка охранника на рассвете, бесполезный причал, толстые ветви смоковницы-амате, качающиеся под ветром, черная, ко всему равнодушная река, дрожащие на ее глади огни моста, бледное лицо Мильтона с мешками под глазами, и то, как он улыбнется, увидев Поло за рулем этого автомобиля, белого, как снег. Но никогда, скажет он им, ни на миг, ни на секунду не приходило ему в голову причинить какой-нибудь вред семейству Мароньо. Он не имел ничего против них, у него и в мыслях не было кого-то убивать или насиловать; все это затеяла рехнувшаяся от похоти жирная тварь Франко. Поло нечего вменить в вину, кроме грабежа, и когда его притянут к ответу, он ответит чистую правду: во всем виноват толстяк и его закипевшие от любовного пыла мозги. У его родичей хватит денег отмазать засранца от расследования, сплавить его, если надо будет, за границу, подкупить полстраны, чтоб молчали, а у Поло дела обстоят иначе: мамаша прознает – сама выдаст его властям, а потому он должен все обмозговать, все ясно представить, чтоб все концы с концами сошлись, а главное – не доверять толстяку и его планам. Если что пойдет не так, выйдет наперекосяк, он должен быть готов отыграть назад и на своих ногах выйти из комплекса, а потом рвануть на причал, а нужно будет – так и нырнуть в реку с головой. Короче, за сколько он доплывет до другого берега? За двадцать минут? За полчаса? Он уже несколько месяцев как даже не заходил в воду, не окунался, спасаясь от несусветного зноя, но ширина реки – метров семьдесят, ну, восемьдесят от силы, только надо помнить, какое дьявольски коварное течение в этом месте, которое так близко к излучине, а оттуда может унести в воронку устья. Нельзя доверять обманчивому спокойствию воды на поверхности, особенно в сезон дождей, когда даже самый опытный пловец в мгновение, что называется, ока застрянет в переплетении ветвей, куда унесет его течение, особенно если он рискнет плыть в одиночку, особенно ночью, да еще под тяжким бременем вины. Да какой, к черту, вины?! Он же и не думал никого убивать или мучить: он всего лишь сложит поживу в джип, а потом предложит Мильтону в обмен на помощь. Пригонит ему белый «Гранд-Чероки» со всем барахлом, а покажется мало – жизнь жирного придурка Франко в придачу: у его семьи денег немерено, и те могут потребовать за него изрядный выкуп; а ему ничего не надо, нет, правда, – ничего, ни денег, ни кредита, Мильтон может всю добычу оставить себе.