К пытке водой прибегали лишь в самом крайнем случае. Использовали больничную каталку, наклоненную под углом 45°. Министерство юстиции санкционировало воздействие в течение 20–40 секунд с перерывами не менее чем три вдоха при общей продолжительности процедуры не более 20 минут. Митчелл с Джессеном предпочитали лить воду сначала 40 секунд, затем два раза по 20 и дальше уже от 3 до 10 секунд.

«Главное здесь, чтобы вода не попала в легкие, а только в носовые пазухи. Ведь у нас не было цели утопить пленника. Сначала мы использовали бутилированную воду, но врачи, опасаясь водной интоксикации, настояли, чтобы мы применяли физраствор».

Перед началом процедуры Митчелл с Джессеном натягивали на лицо допрашиваемого черную футболку, так чтобы она закрывала ему нос.

«Потом отворачиваешь, – поясняет Митчелл, – опять натягиваешь: вверх, потом вниз, вверх, вниз, снова вверх и вниз. Точно в тот момент, когда ты поднимаешь майку, напарник перестает лить воду. Там еще присутствовал специальный человек с секундомером, он отсчитывал время, так что я знал, сколько секунд все продолжается. И рядом также постоянно находился врач».

В камере было много народу. Обычно за пыткой наблюдали начальник тюрьмы, офицер разведки, ведущий дело, и психолог. И еще целая группа за стеной – эксперты из ЦРУ, юрист, охранники – видела происходящее на большом телеэкране. В общем, набиралась изрядная толпа. Во время пытки никаких вопросов не задавали. Допрашивали уже потом.

Митчелл: На пленника не орали, ни в коем случае. Нет, ты просто льешь воду и говоришь ему, со значением, но без агрессии: «Вам не обязательно это терпеть. Нам нужна информация, чтобы предотвратить теракты на территории США. Мы знаем, что вам известно не всё, но кое-что вам известно, это точно». Именно в таком ключе я с ним разговариваю во время процедуры: «Это можно прекратить. Выбор за вами».

Малкольм Гладуэлл: А как вы понимаете – ну, вообще, с этими расширенными методиками допроса, – что пора остановиться?

Митчелл: Объект начинает говорить. То есть сообщать информацию: детали, имена, факты. Ты показываешь ему фотографию и спрашиваешь: «Кто этот человек?» Он отвечает: «Это такой-то и такой-то, а вот там – сзади – стоит еще такой-то, и это как раз они оба там-то и тогда-то делали то-то и то-то…» И ты понимаешь: всё, процесс пошел – парень не ограничивается поставленным вопросом.

Митчелл и Джессен добивались от допрашиваемого покорности. Им нужно было, чтобы объект поддерживал разговор, отвечал на вопросы и сам предлагал информацию. И в случае с ХШМ психологи сразу заподозрили, что вряд ли этот тип заговорит раньше, чем на нем испробуют все имеющиеся в их арсенале методы воздействия. Это не был рядовой террорист, боевик из низовых подразделений «Аль-Каиды», без особого рвения участвующий в джихаде. С рядовыми легко. Они мало что могут сказать – и мало что теряют, если разговорятся. Они охотно отвечают на допросе, поскольку знают, что для них это самый верный шанс заработать свободу.

Однако Халид Шейх Мохаммед прекрасно знал, что свобода ему не светит ни при каком раскладе. У него не было стимула помогать своим тюремщикам. Митчелл владел всеми техниками допроса, которые применяют специалисты, не верящие в «расширенные методы», и считал, что эти техники вполне годятся против «мелких террористов, захваченных в бою, вроде пехотинцев, воюющих с США». Но только не против «жестоковыйных».

А ХШМ был именно из таких.