..
Знаете, единственный человек предвидел все уже в июле, это господин Тьер, и
его теперешняя поездка по европейским столицам - еще одно великое проявление
мудрости и патриотизма. Все разумные люди мысленно с ним; дай бог, чтобы он
преуспел!
Делагерш не договорил, а только покачал головой, считая непристойным
обнаружить перед пруссаком, хотя бы даже симпатичным, свое стремление к
миру. Но он горел этим желанием, как и вся старая консервативная буржуазия,
стоявшая за плебисцит. Скоро не останется ни сил, ни денег, надо сдаваться,
и во всех захваченных областях поднималась глухая злоба против Парижа,
который упорствовал в своем сопротивлении. Делагерш понизил голос и, намекая
на пламенные призывы Гамбетты, сказал в заключение:
- Нет, нет! Мы не можем действовать заодно с буйно помешанными! Это уже
резня... Я за господина Тьера, который хочет произвести выборы, а что
касается Республики, - да боже мой! - она мне не мешает, если понадобится,
мы сохраним ее в ожидании лучшего.
Фон Гартлаубен все так же вежливо кивал головой в знак одобрения и
только повторял:
- Конечно, конечно...
Генриетте стало совсем не по себе, она больше не могла здесь
оставаться. В ней поднималось беспричинное раздражение, потребность уйти;
она тихонько встала и пошла к Жильберте, которая все не возвращалась.
Она вошла в спальню и остолбенела, увидя, что подруга лежит на кушетке
и плачет в необычайном смятении.
- Что с тобой? В чем дело? Что случилось?
Жильберта заплакала еще сильней и не хотела отвечать: она была
потрясена, ее лицо горело. Наконец она бросилась в объятия Генриетты и,
пряча голову у нее на груди, пролепетала:
- Милая, если бы ты знала!.. Я никогда не посмею рассказать тебе... А
ведь у меня одна ты, только ты и можешь дать мне хороший совет!..
Жильберта вздрогнула и, запнувшись, сказала:
- Я была с Эдмоном... И вот сейчас моя свекровь застигла нас
врасплох...
- Как это "врасплох"?
- Ну да, мы были здесь, он меня обнимал, целовал...
И, целуя Генриетту, сжимая ее дрожащими руками, Жильберта все
рассказала ей:
- Милая! Не суди меня слишком строго! Мне было бы так тяжело!.. Знаю,
знаю, я поклялась тебе, что это никогда не повторится. Не ты видела Эдмона.
Он такой храбрый и такой красивый! Да еще, подумай, несчастный юноша ранен,
болен, оказался далеко от матери! К тому же он никогда не был богат; в семье
последние гроши ушли на его обучение... Уверяю тебя, я не могла ему
отказать!
Генриетта слушала в испуге, ее ошеломили признания подруги.
- Как? Так это с молоденьким сержантом!.. Милая! Да ведь все тебя
считают любовницей пруссака!
Жильберта стремительно вскочила, вытерла глаза и с возмущением
воскликнула:
- Любовницей пруссака?!. |