- В туалет? Судно дать?

- Не... Больно.

- Я спрошу у Руты, может быть, можно фесдол...

Чена выскочила в коридор. Рута перебирала что-то в биксе.

- Рута, она очнулась. Говорит, больно.

- Пусть терпит. Конечно, больно.

- А может, можно ей что-нибудь поставить?

- Ты ее наркоманкой хочешь сделать? Она заснет скоро все равно.

Чена вернулась к подруге. Эйлин тихо стонала, шевеля сухими губами. Почувствовав появление Чены, открыла глаза.

- Чена, я... Я больше не смогу ходить, да?

- Не знаю, - Чена старалась говорить убедительно, - Надо подождать. Еще ничего не ясно.

- Больно.

- Рута говорит, фесдол пока нельзя... Подожди. Ты попробуй заснуть, Чена взяла в ладони виски Эйлин и стала медленно массировать их, ей почему-то казалось, так будет легче. И постепенно Эйлин закрыла глаза и, кажется, заснула. Хотя и во сне она продолжала стонать.

- Тебя давно не было.

- Это из-за Эйлин. Сегодня ее увезли в тыл. Ужасно.

- Не думай об этом, - ласково сказал Мартин, - с тобой ничего не случится.

- Почему?

- Потому что я тебя охраняю.

- Но мне жалко Эйлин. Это такой ужас... И ей так больно.

- Жизнь такова. В ней много ужаса и боли. Сегодня ты убьешь кого-нибудь, а завтра - тебя.

- Но я не привыкла к этому... У вас там, в Свободном мире все не так. А мы... Ты ведь помнишь. Мы не привыкли причинять кому-то зло.

- Но вы же стреляете в наших.

- Когда нет другого выхода. Может быть, и это неправильно, я не знаю. Я уже ничего не знаю. Я вчера, в бою, все время думала о тебе... Мне было трудно стрелять. Так меня собьют очень быстро. Я не могу, я думаю о том летчике, и мне кажется - это ты.

- Я ведь не летчик.

- Все равно, он такой же. Может, его кто-то любит.

Мартин обнял ее. Чена отстранилась.

- Ты что?

- Мне почему-то кажется... Я не могу. Может быть, сегодня, после Эйлин. Мне кажется, в этом есть что-то нехорошее.

- Ты мне веришь? - Мартин смотрел ей в глаза.

- Да, конечно.

- В этом нет ничего нехорошего. Это тебе внушили. Тебе так кажется. Это ведь любовь, что в ней может быть нехорошего.

- Да, ты прав, - Чена приникла к нему. Мартин жадно поцеловал ее губы, стал расстегивать рубашку. Чена не возражала, но и не помогала ему. С замиранием сердца она ждала, что будет дальше. Мартин снял с нее куртку, рубашку, лифчик. Потом стащил свою футболку. Чена впервые видела его при свете дня обнаженным. На плечах, на руках, груди Мартина белели зажившие разнообразные рубцы и шрамы.

- О Господи! Что это? - Чена знала, как выглядят шрамы от пуль, и это было не похоже. Она даже забыла о собственной наготе.

- А, это, - Мартин мельком взглянул на себя, ему явно было неприятно, - Ерунда. Это в армии.

- Тебя били? Кто?

- Ну, наши. Старослужащие. Так у нас положено. Учили уму-разуму.

- Ничего себе учили!

- Но это нормально, Чена. С нами иначе нельзя.

- Почему ты так говоришь, - Чена отшатнулась, - Что ты, я не понимаю сумасшедший, маньяк, ты иначе дисциплине не подчинился бы?

- Я бы подчинился. Но у нас люди разные. Поэтому иначе нельзя. Да забудь ты об этом, я уже давно забыл.

Мартин стал гладить ее плечи, грудь... Прижал к себе. Это было совершенно новое ощущение - прикосновение голого горячего тела. Рука Мартина скользнула ниже, проникла под ремень... Другой рукой он нетерпеливо расстегнул пряжку. Чена вздрогнула от стыда и удовольствия. Мартин прикоснулся к ней там. И тотчас жадные пальцы его проникли в самую глубь, в самую суть женского тела, и Чена замерла. Мартин стал целовать ее взасос, а рука его двигалась где-то там, и это было невыносимо, невероятно сладко, и так же невыносимо стыдно и противно. Но она не двигалась, зная, что должна узнать эту тайну, и должна научиться.