– Да, – сказал Севилла, – но все‑таки расскажите, часто бывает, что две истины возникают на основе одного факта. – Он смотрел темными, внимательными глазами на Голдстейна: «Напоказ легкое, вызывающее, хвастливое остроумие, всегда способное обернуться скептицизмом, цинизмом, неразборчивостью в средствах; а за этой витриной, под этим панцирем – человек с подлинно великодушным сердцем. И черта с два я пойму, зачем он приехал сюда, почему так утруждал себя и потерял столько времени, когда проще было позвонить…»

– Так вот, – продолжал Голдстейн, – знайте же, что человек, который велел построить ваш блокхауз, – это знаменитый актер Гэри Джеймс.

– Знаменитый? – удивилась Арлетт. Голдстейн взглянул на нее своими голубыми глазами и покачал седой гривой.

– Молодая женщина, – строго сказал он, – не заставляйте меня лишний раз почувствовать, какой я старый хрыч. Гэри Джеймс был знаменит двадцать лет назад, а двадцать лет проходят слишком быстро, вы в этом убедитесь. Короче говоря, Джеймс прочел «Уолдена»[47], или говорил, что прочел, ибо никогда не существовало более нудной и неудобоваримой книги

Мэгги подняла голову и сказала многозначительным, оскорбленным тоном:

– Я не согласна, «Уолден» – это шедевр…

– Я удручен, – ответил Голдстейн, пожимая плечами, – но человек, который по доброй воле в течение двух лет живет один в хижине, – это монах, импотент или…

– Но не будьте же грубы, – смеясь, вмешалась в разговор Арлетт.

– Слегка тронутый, – продолжал Голдстейн. – Но бог с ним. Гэри Джеймс читает «Уолдена» и решает вернуться к природе – «жить одиноким и голым на острове». Ладно, он покупает эту затерянную скалу, велит здесь построить порт, цистерну для пресной воды, этот блокхауз, который вы называете домом, по кабелю подводит сюда электричество, телефон – ибо такова была его концепция возврата к природе – и, сделав это, поселяется здесь, проводит в доме три дня, и до конца жизни ноги его больше здесь не было. – Все смеются. – Дитя мое, – улыбнулся Голдстейн, – я не отказался бы от еще одной чашечки кофе.

– Если бы этот дом не был блокхаузом, – сказал Севилла, – целиком построенным из бетона, с закругленными углами, чтобы противостоять штормам, его давно бы уже снес какой‑нибудь циклон. Мы на самом пути циклонов, берущих начало в Карибском море. В девяти случаях из десяти они пересекают Флорида‑Кис. Вы, наверное, не знаете, что некогда здесь была железная дорога, которая связывала острова и доходила до Ки‑Уэста, и что ее уничтожил ураган. Но и в таком виде дом мне нравится. Согласен с вами, и без циклона довольно жутко, если бушует море. А когда дует ветер, здесь бывают волны, которые преодолевают рифовый барьер, проходят над домом и водопадом брызг разбиваются на террасе. И хотя маленькая гавань ниже уровня ветра и хорошо защищена, все же надо крепить тройным канатом якорь «Кариби» и задраивать окна дома огромными ставнями, которые вы видели при входе. Откровенно говоря, в часы шторма кажется, что живешь на подводной лодке. Я уверен, бывают волны, покрывающие весь островок, слышно, как они обрушиваются на бетонную крышу.

– Это, это потрясающе, – сказала Сюзи, широко открывая голубые глаза и приоткрыв губы, – это вызывает у меня какое‑то восхитительное ощущение одиночества и уюта. Надеюсь, что мы еще дождемся циклона, настоящего: двое суток ветра со скоростью в сто пятьдесят километров в час.

Питер протянул свою длинную руку и положил ее Сюзи на плечо.