Норман прислоняется к стене и складывает руки на груди. Он делает это, чтобы сохранить самообладание, успокоиться и разрядить атмосферу, чтобы она его не угнетала.

Но она угнетает меня.

– Ты прав, Норман. Ты всегда помогаешь мне, моей карьере, поддерживаешь в тех сферах жизни, за которые несешь ответственность. Но есть и другие сферы, к которым ты больше не имеешь отношения. Я не говорю, что не хочу выступать. Хочу. Это моя суть. Но если я собираюсь спеть с Фрэнком Синатрой, а он не хочет репетировать, то я не буду репетировать. Если я захочу спеть с Мелом Торме, то спою с Мелом. А если мы с Мэрилин Монро решим воскресить альбом «Подруги», то так и сделаем.

Норман трет лоб, затем брови, так сильно, будто вот-вот сотрет их с лица. Мой ответ ему не по душе, но меня больше не заботит, что он думает о моих решениях.

Наши отношения изменились некоторое время назад, особенно после того, как нам с Тором пришлось расстаться и он попал за решетку. Раньше я говорила с Норманом иначе, а когда хотела в чем-то ему отказать, то просила Джорджиану побеседовать с ним за меня. Но я изменилась. Мне пришлось это сделать.

Никто не позаботится обо мне лучше меня самой.

– Ты же знаешь, я хочу для тебя только лучшего, и я никогда не перестану прилагать усилия, чтобы ты получила все, чего заслуживаешь. – Норман отходит от стены и опускает руки. Смотрит мне в глаза со спокойным выражением на лице. Он тоже чувствует перемену. – Я нанял Пита Кавелло, чтобы он стал новым гастрольным менеджером «Джаза в филармонии» и твоим в том числе. Я всему его обучу, но сам больше не буду так много путешествовать. Хочу оставаться в Лос-Анджелесе, поближе к дому. Пит будет договариваться со всеми площадками, бронировать гостиницы, покупать билеты, платить организаторам и поддерживать связь со мной в Беверли-Хиллз. – Он прячет руки в карманы брюк. – Что скажешь, Элла?

Мне следовало бы изобразить потрясение, будто его отсутствие во время разъездов станет для меня страшным ударом. Но я не могу притворяться. Я ничуть не возражаю против того, чтобы он перестал сопровождать меня и группу.

В голове у меня звучит мелодия, но я не могу припомнить, откуда она. Когда я смотрю на Нормана и слушаю его обещания, эта мелодия превращается в колокольный звон. За долгие годы я не раз забывала, что сержусь на него, но роль, которую он сыграл в трагедии с Тором, я запомню навсегда.

– Хорошо. Спасибо, Норман. Я всегда могу на тебя положиться.

– Надеюсь, ты будешь иметь это в виду.

Я улыбаюсь, пока за ним не закрывается дверь. Потом говорю себе:

– Я не забуду. Обещаю. Я никогда не забуду. Клянусь.

Мой ланч с Мэрилин начинается как-то странно.

Я вхожу в здание, адрес которого она мне сообщила, и рассчитываю увидеть стойку хостес, витрину с выпечкой, учуять запах лазаньи или жареной рыбы. Вместо этого моим глазам открывается помещение, наполненное людьми, которые бегают туда-сюда, сжимая в руках вовсе не подносы с едой.

Я проверяю адрес. Он совпадает с тем, который дала Мэрилин. Возможно, она ошиблась, но даже если это нужное место, как ее тут найти?

Кажется, это фотостудия, совершенно не похожая на любую другую студию, где мне доводилось бывать.

Модели порхают из стороны в сторону с невероятной скоростью. Суматошная атмосфера заставляет меня нервничать. Одни люди переносят с места на места охапки одежды, другие передвигают декорации, третьи снуют из угла в угол с пустыми руками, но зато их глаза полны паники.

Мне вспоминается площадка, где мы снимали «Блюз Пита Келли». Вокруг царит страшная суета. Потом я замечаю штативы, прожекторы и камеры – Kodak 3А и Rolleiflex.