Изменить размер шрифта - +
Я сказала, что люблю тебя и мне совершенно фиолетово, что на этот счет думает твоя мать. И что она может сколько угодно воротить нос, но мы не расстанемся только потому, что ей так хочется. Придется смириться.

– Не думала сделать карьеру дипломата?

– Не-а.

– Ты умница. Вот поэтому я в тебя и влюбился. Разве прошлая Квин могла так ответить свекрови?

– Да, только нынешняя смелость далась не так уж и просто.

Он заправил мне за ухо выбившуюся из пучка прядь.

– Знаю. Тебе было бы легче, если бы я тебе помог. Но я понадеялся на маму – и ошибся.

– Может, оно и к лучшему. Я сейчас чувствую себя… свободной. Знаю, что многое умею. И буду еще многому учиться. Что даже если вдруг у нас с тобой не сложится, моя жизнь не закончится. Может, разобьется сердце, но я не умру с голоду и не заработаю репутацию бесполезной разведенки, про которую со злорадством говорят: «Ну и что она теперь будет делать?»

– Вот сейчас я очень жалею, что почти не могу шевелиться, – хрипло рассмеялся Джулиан. – Это самое сексуальное, что я слышал в своей жизни.

Кто бы мог подумать: для того, чтобы любимый мужчина влюбился в ответ, нужно было просто стать собой. Понять, чего хочешь, идти к этой цели и иметь в голове что-то помимо того, что нужно купить платье к грядущему званому обеду. Об этом мне дома не рассказывали.

– Перед тем, как Брауну стало плохо, ты хотел мне что-то рассказать.

Я закончила обрабатывать ссадины, наложила клейкие повязки и с сожалением была вынуждена признать, что синяков не избежать. Уже завтра-послезавтра Джулиан будет весь синий, а про меня наверняка напишут статью «Бывшая жена Джулиана Златокрылого его бьет: могло ли домашнее насилие стать причиной развода?».

– Знала бы ты, как я счастлив, что не успел это сделать.

– Почему?

Джулиан забрался на постель и осторожно опустился на подушки. Он отказался от обезболивающего зелья и сейчас наверняка изо всех сил сдерживался, чтобы не ругаться в моем присутствии.

– Ты спросила, есть ли у меня еще секреты. И на самом деле один есть.

– Так.

Я до боли стиснула уголок одеяла, чтобы не выдать волнение. В голове одна за другой проносились жуткие догадки. Но то, что рассказал в итоге Джулиан, я не могла и представить.

– Отец знал, что мне мог передаться дар оборотничества. Он как-то умел это определять, понятия не имею, как, меня Высший обделил подобными талантами. В первое мое обращение он был рядом, и… я не помню, что случилось. Точнее, сейчас я понимаю, как все происходило, но тогда наутро память отшибло напрочь. Во время превращения очень сложно контролировать тело дракона впервые, тебя буквально разрывает на части от боли. Включаются звериные инстинкты. Ты не думаешь, что делаешь, и… когда я пришел в себя, отец уже умер. Думаю, он пытался мне помочь, он тоже не знал, что делать. Подошел слишком близко. Я даже не помню, как его ударил. Я даже не знал, что он был рядом. Пришел в себя, кое-как добрался до дома, а спустя несколько часов пришли стражи и сообщили о том, что отец найден мертвым. Они списали это на драку или нападение, но, естественно, никого не нашли. А я понял все сразу.

– Джулиан…

Я всхлипнула, прижавшись к его здоровому плечу носом. Коснулась тонких шрамов на груди и зажмурилась от нестерпимой жалости. Он не заслужил, ничем не заслужил такое.

– Не плачь, рыжик. У меня ушло много времени, чтобы избавиться от чувства вины. Но это был несчастный случай. Я не мог контролировать первое обращение.

– Поэтому ты пошел работать Погонщиком?

– Да. Отец всегда хотел. А я сопротивлялся. Ненавижу, когда за меня что-то выбирают.

Быстрый переход