И на этот вопрос Даосов вынужден был ответить утвердительно.
– В партии состоял? – не унимался хозяин дома.
А вот чего не было, того не было! Не состоял Даосов никогда в партии, он же итээром был, а на них всегда в КПСС твердый лимит держали, боялась партийная верхушка, чтобы не разбавили они ненароком склонную к диктатуре кровь пролетариата.
– Ладно, не в этом дело, – сказал Брюсов. – Пусть ты в партии не был. Все равно, разве тебе строем жить не надоело?
– Не знаю, – неуверенно сказал Борис Романович. – Всю жизнь учили, что «вместе весело шагать по просторам и, конечно, распевать лучше хором».
– Но ты ведь в индийских церквях обучался, – нетерпеливо сказал Валерий Яковлевич. – Там ведь тебя учили, что главное – это свобода индивидуальности, так?
Борис Романович с тоской вспомнил свое затворничество в кельях дацанов, сопровождаемое круглосуточным распеванием мантр, полуголодное существование на цампе и родниковой воде и покачал головой. Собеседник понял его по‑своему.
– Сам видишь, чего коммуняки в стране натворили, – с привычным гневом сказал он. – Нищая страна, живем как в казарме… Умному человеку инициативы проявить было нельзя, карательные органы меры принимали. Ну, что Жухрай? Ставленник недобитой партократии, большевик твердолобый, до сих пор только и умеет, что отнять и между своими разделить. Разве с такими светлое будущее построишь?
Он положил руку на плечо гостя.
– Время требует к власти новых людей, – сказал он. – Не обремененных грузом прошлого. Поэтому я и протягиваю тебе, Борис Романович, руку. Ты мне поможешь, я, как водится, – тебе. Внакладе не останешься.
– Так чем же я тебе помогу? – перешел на «ты» и Даосов.
– Душами, дружища", душами! – Мэр присел, вновь наливая в маленькие рюмки пахнущий шоколадом коньяк. – Найдем народ, у меня людей в городской администрации хватает, подсадим им твои души, чтобы проголосовали наши, как говорится, безвременно павшие. Главное, чтобы они как нужно проголосовали! Ведь что важно, мой друг, важно, чтобы подписи в списках голосующих подлинные были. Жухрай, если проиграет, каждую запятую обнюхивать станет, блох, понимаешь, выискивать!
– И наткнется на то, что проголосовавшие за вас люди давно уже в могилах лежат! – с энтузиазмом подхватил Борис Романович. – Плохо продумали, Валерий Яковлевич! Ничего не получится.
Чело Брюсова омрачилось.
– А если я им через паспортное справки выправлю? – спросил он осторожно, словно мартовский лед ногой пробовал.
– А прописка? – возразил реинкарнатор.
– Об этом я как‑то не подумал, – признался мэр, с уважением глядя на собеседника. – Но идея хороша, а значит, и выход должен быть. Так я могу рассчитывать на вашу помощь?
– Надо подумать, – уклончиво сказал Даосов, вставая из‑за стола.
– Надо подумать, – согласился хозяин дома, провожая его к выходу. – Тут вы правы, надо серьезно подумать.
Пусть думает. Иногда это даже полезно.
А от себя заметим: очень хорошо, что губернатор и мэр не знали ничего о планах друг друга в отношении реинкарнатора. И вообще хорошо, что люди не читают мыслей друг друга. Что это за политика, которая совершенно лишена интриги? Политика существует только тогда, когда облеченный властью и доверием не знает, что он скажет в следующий раз. Народ наш любит сюрпризы, потому и голосует всегда сердцем, а не разумом.
Глава 17
Малый лама приехал в Царицын неожиданно. |