— Да... — сказал он, косясь опасливо, словно кто-то подслушивал его мысли.

Гд. и подружка уже искали его, вытянув шеи. Музыканты снова рассаживались на сцене. Артист-чревовещатель и его жена укладывали кукол в сумки. Маленький господин со склеротическими глазками что-то важно им втолковывал.

— Ты не волнуйся, — сказала она, — я сбежала... осталась... — И выжидательно замолчала.

"Так", — спокойно констатировал он, и у него пересохло во рту. Сколько лет себе это представлял, а теперь растерялся — наконец-то он кому-то нужен. Он даже не подумал, что это могут быть проделки господина Дурново.

У входа в бар происходило какое-то странное движение: толпа нервно колыхнулась.

— Ну скажи что-нибудь, — попросила она.

— Зачем? — спросил он.

— Что зачем?

— Зачем ты осталась? — Он услышал в трубке ее дыхание.

Он пытался понять ее мотивы. Он не хотел ошибиться. Наступает время (и ты вдруг чувствуешь его), когда начинаешь верить только самому себе, а не чужим поступкам, даже если при этом что-то теряешь — плохое или хорошее, — но теряешь с легкостью пловца, от ощущения нового горизонта, от того, что у каждого он свой, как бы ты с этим теперь ни носился. "И слава богу!" — жестко подумал он.

— Не все такие рациональные, как ты, — возразила она, и он представил, как пылают ее щеки. — Я просто подумала, что ты, быть может, уже появился...

"Вот как?.." — удивился он и снова произнес:

— Да... — нисколько не реагируя на ее просящий тон.

— Ты не хочешь меня увидеть? — спросила она, и он понял, что она в отчаянии.

"На это я так просто не попадусь", — упрямо решил он.

— Хочу, — произнес он и вдруг понял, что в самом деле хочет ее увидеть, не только потому, что она что-то значила для него (а он не хотел себе в этом признаваться), но и потому, что вспомнил ту ночь, их разговоры и чувство надежды, которое родилось в нем, словно мелодия, которую ты слушаешь так редко, что она до сих пор не потеряла для тебя своего звучания. — Ты откуда звонишь? — спросил он.

— У меня две минуты, — заспешила она, — я от подруги. Будь осторожен, за мной все время ходят.

— Кто? — спросил он.

— Наш общий знакомый с усами.

— А... понял. — Он даже обрадовался. — Я приду... обязательно...

— Сумасшедший, — произнесла она, и в этот момент в кафе вошла полиция.

— Все, — сказал он, — облава, — и повесил трубку.

— Господа! Никакого волнения, — произнес по-клерикански доктор Е.Во., широко расставив ноги и засунув руки в карманы, — проверка документов. Все лица без оных будут задержаны для выяснения личности. Начинайте, сержант.

Два человека в черных беретах и с оружием в руках прошли в глубь зала. Иванова от них отделяла кабина телефонного автомата и напротив — приоткрытая дверь кухни. Пригнувшись, он проскользнул туда, чувствуя затылком нервозность толпы. Он не знал помещения и, несколько раз наткнувшись на двери с амбарными замками, поворачивал назад. Из зала доносились возбужденные голоса. Он свернул наобум в длинный коридор, где сквозь стекло бара и бутылки увидел происходящее снаружи: людей выстраивали вдоль стен. Бармен проводил его удивленно-философским взглядом. Какая-то женщина в белом халате схватила за руку, потянув в боковой проход, подтолкнула в спину, и он, увидав долговязую фигуру, побежал следом и попал в кладовую. Человек с лицом и фигурой Шварценеггера одной рукой пихнул его в шкаф, а второй стянул с полки мешок и бросил на стол.