Надо добиваться, чтоб оно действительно было ново. Это — творчество, а творчество без полета немыслимо.
— Понятно, — сказал Пустыхин насмешливо. — А если сейчас вы нового производства не создаете, то творчества у вас нет, а одно ремесло, и нельзя от вас требовать полета. Прекрасное рассуждение, им можно любое крохоборство оправдать и облагородить!
— Вы приписываете мне свои собственные рассуждения, — спокойно возразил Лесков. — Дайте мне высказаться, и вы увидите, что дело не так просто.
— Александр Яковлевич, я уже полчаса только и прошу вас высказаться!
— Моя теперешняя работа — мелочь, спорить не буду. Но эта мелочь несет в себе революцию не меньше той, которой я требовал в чертежах проекта.
Пустыхин удивился:
— Революцию? В производстве? Побойтесь самого себя, если бога не боитесь! Та же технология, те же машины…
— Души иные, — прервал его Лесков. — Об этой революции я и говорю — о перевороте в отношении людей к производству. Регуляторы мои маловажны, согласен, но они потрясают рабочих. Труд их становится иным, легче и умнее. Они сами поднимаются на новую ступень, это — следствие моей работы. Люди начинают жить автоматикой, большего я пока не могу требовать.
Пустыхин с ироническим уважением покачал головой.
— Однако вы закрутили, не ожидал. От переворотов в технике вдруг скакнули к переворотам в психологии. Мысль, впрочем, здесь есть, надо в ней разобраться.
— Разбирайтесь, не возражаю, — поспешно сказал Лесков, обрадованный тем, что легко выпутался из трудного спора.
4
Лесков не торопился с разработкой проекта полной автоматизации фабрики. Он помнил о прежних провалах и давал мыслям устояться. Он прикидывал и рассчитывал, принимал и отвергал. Стол его был завален литературой по обогащению.
Настал день, когда он вызвал Закатова и поделился с ним идеей комплексной автоматизации обогатительного процесса.
— Всю цепочку? — переспрашивал потрясенный Закатов. — Вы это серьезно, Александр Яковлевич? От подачи руды на фабрику до контроля потерь металлов в хвостах?..
Лесков утвердительно кивал головой. Закатов долго не мог успокоиться. Он выдвинул ряд общих возражений. Знает ли Лесков, что такая работа по плечу лишь специализированному институту, а не их в конце концов жалкой лаборатории? Пусть Москва занимается мировыми проблемами, на кой черт нам лезть в это дело? И деньги! Где они возьмут миллионы, требуемые для проведения этого плана?
Лесков пункт за пунктом разбивал возражения. Дорогой Михаил Ефимович, творит не тот, кому по штатному расписанию положено ходить в творцах, а тот, кто может творить. Они способны взвалить себе на плечи подобное задание, этим все сказано. Что касается денег, — будет грамотный проект — дадут и деньги.
— Давайте подбирать аппаратуру для автоматизации каждого узла, — предложил Закатов, понемногу загораясь.
Тут затруднения вставали одно за другим. Промышленность выпускала ограниченный ассортимент приборов, среди них не было тех, что требовались.
— Черт знает что! — ругался раздраженный Закатов, расшвыривая по столу каталоги. — Самое живое и передовое дело — автоматика, а заводы выпускают ту же аппаратуру, что двадцать лет назад, — ртутные и мембранные расходомеры, допотопная пневматика. Потрясающая косность! Слушайте, мне кое-что явилось в голову.
Он схватил кусок ватмана и стал набрасывать схему придуманного тут же нового прибора. Лесков с улыбкой остановил его и отодвинул в сторону ватман. Закатов, увлекаясь деталями, часто забывал о существе. Каждый намек на затруднение, одно слово «проблема» немедленно рождали у него поток ослепительных и не всегда вздорных идей. |