Но аргументы его Кабаков не мог отвергнуть, с мнением Савчука тоже приходилось считаться. Кабаков сказал:
— Так что же ты конкретно предлагаешь?
На это у Лескова был готовый ответ:
— Выбрать одно-два предприятия и заняться только ими. Остальные пусть погодят или справляются своими силами.
— Вроде унтер-офицерской вдовы, сами себя высечем, — криво усмехнулся Кабаков. — То кричали: все сделаем; то плачемся: ничего не получается. Ты человек новый, товарищ Лесков, ты рассуждаешь так: я за прошлое не ответчик. Ну, а мы так не можем — за все отвечаем, что есть и что было. История металлургии в Черном Бору не с тебя начинается.
На это Лесков отозвался с вызовом.
— О металлургии говорить не могу, а автоматизации пока нет.
Савчук пытался смягчить разговор, становившийся острым.
— Пусть они берут медеплавильный и мою фабрику, — посоветовал он — Навалятся всем коллективом — вытянут. Честное слово, лучше, чем распыляться.
Кабаков встал и с хрустом потянулся.
— Ладно, спать все-таки надо. Действуй по-своему, товарищ Лесков, посмотрим, что у тебя получится.
Лесков ушел, оставив их в кабинете. Он удалялся с тяжелым чувством — предложение его приняли, но самый влиятельный человек в Черном Бору, его непосредственный начальник, похоже, другом ему не станет. Автоматику внедрять — не в гости ходить, тут придется драться. Плохо, если в таком сложном положении начальство настроено против тебя. Единственным утешением было, что он, видимо, приобрел и доброжелателя — Савчука.
13
После разговора с Кабаковым Лесков решил ознакомиться с объектами, где предстояло работать его лаборатории. Он начал с медеплавильного завода. Лесков прошел пешком все восемь километров, отделявших завод от лаборатории. Это был район, где каждый метр дышал напряжением человеческого труда — вдоль шоссе тянулись многоэтажные дома, цеховые строения, трубопроводы и подстанции.
На заводе он прежде всего отыскал начальника службы автоматики Жариковского. Лесков уже много слыхал о нем, и только плохое. Это был рыхлый юноша, серый и подобострастный, с мелкими чертами на широком лице. Он окончил техникум без особого блеска, но понравился директору завода Крутилину — тот нашел в его хорошем поведении задатки технических дарований. Лескову показали в местной газете заметку Крутилина «Смелей выдвигать молодые кадры»: на третьей странице Жариковский тусклыми глазами угодливо всматривался в читателя. Закатов, один из инженеров лаборатории, сказал, щелкнув пальцами по газете: «Смело, но неразумно». Он же открыл Лескову, что настоящая фамилия Жариковского — Лапшин: тонкий юноша незадолго до приезда в Черный Бор принял фамилию второй жены, чтобы скрыться от алиментов. Но скрыться не удалось: исполнительный лист сразил его на новом месте, несмотря на новую фамилию.
Жариковский даже побледнел, когда Лесков представился. Он вскочил со стула, предложил отдохнуть —; в буфете есть чай и бутерброды, он мигом распорядится. Но Лесков попросил провести его по цехам.
Они начали с сердца завода — плавильного отделения. Лесков ходил по цеху со сложным чувством восхищения и негодования. Медеплавильный завод не являлся самым крупным предприятием комбината. Однако это было мощное хозяйство, оборудованное совершенными механизмами: даже при поверхностном осмотре все здесь казалось внушительным. Как утверждали технические отчеты, на огромной, как дом, отражательной печи были автоматизированы все главные технологические операции. Лесков поразился, как мало действительность походила на утверждения отчетов. В цехе было грязно, жарко и тесно, из окон печи выбивался газ, одетые в брезентовки рабочие с противогазами сновали вокруг нее. Лесков осмотрел регуляторы — это была новенькая, умная аппаратура, вполне пригодная для того, чтоб заменить усталых, измученных тяжкой работой людей. |