— Я очень благодарен вам за приглашение. Если выберется свободный час, обязательно пойду с вами. Сейчас не могу: работы по горло.

Катя торжествующе сказала Наде:

— Ну, вот видишь?

К ним подошел Лубянский. Он подозрительно, взглянул на раскрасневшуюся Катю.

Надя, поняв, что подругу не увести, кивнула головой Закатову, и, не прощаясь с Лесковым, отошла. Лесков не торопясь пошел с Закатовым в цех, оставив Катю с Лубянским.

Лубянский недовольно спросил:

— Что у вас тут происходило, Катя?

Она ответила небрежно:

— Ничего особенного, Георгий Семенович. Я призналась вашему Лескову, что он меня интересует, и пригласила его в кино. Он, конечно, отказался. Теперь придется идти с вами, как это ни скучно.

Лубянский сделал шаг назад.

— Вам не придется скучать, Катя: я не сумею пойти.

— Вот еще! — возмутилась Катя. — Это почему, объясните?

— Объясню вашими же обычными словами: поведение ваше мне не нравится, — холодно сказал Лубянский.

Катя сердито передернула плечами. Она вошла в диспетчерскую и вызвала главный транспортер.

— Симочка! — крикнула она. — Ты? Нет, все мельницы работают, руды хватает. Я о другом: как у тебя поведение?

Из трубки донесся глухой ответ:

— Великолепное, на пять с хвостиком.

Она закончила:

— Тогда приглашаю сегодня в кино, билеты достаешь ты. Положи трубку, Сима!

В это время Лесков сумрачно говорил Закатову:

— Черт знает что, собирались, как на праздник, а, ушли, как с похорон. Все настроение испортили. Знаете, Михаил Ефимович, я вас попрошу каждый день сюда приходить. Все-таки первые регуляторы, неожиданностей не должно быть. Сами видите, встречают их вовсе не радостно.

Закатову поведение Савчука и Нади казалось вполне естественным.

— Обычные директорские сомнения, Александр Яковлевич, — уверял он. — Что вы, хозяйственников не знаете? Им новое страшно. А Ясинской тем более. При удаче похвал ей не достанется, а при неуспехе шишек хватит. Я в регуляторах уверен — ломовая лошадь, а не прибор…

Он остановился перед самописцем, что-то мурлыча про себя. Лесков смотрел на диаграмму, кривая шла хорошо, лучшего нельзя было желать. Но Лесков ничего не мог с собой поделать: у него было скверно на душе.

29

Видимо, это были пустые страхи. Регуляторы работали безотказно. Закатов приходил на фабрику утром, просиживал здесь вечера, появлялся ночью, чтоб побывать во всех сменах. Он звонил Лескову, что в цехе стало скучно: ни людей, ни происшествий.

— Катя Яковец о вас спрашивает, интересуется, когда у вас свободное время найдется, — докладывал он.

Лесков понемногу забывал о своих опасениях. Шли дни, на каждый новый день хватало своих забот. К концу месяца и Закатов вернулся в лабораторию, на фабрике оставался один Селиков.

Лесков теперь деятельно занимался доработкой пневматического регулятора. Для испытаний его он пригласил Галана, но тот опять отговорился занятостью. Лесков сам уселся за стенд. Ему помогала Анюта. Испытание проходило неровно: новый дифманометр, разработанный конструкторским бюро, оказался таким же нечувствительным, как и прибор Галана, его все время приходилось переделывать. Лесков работал с увлечением, но потом начал злиться на постоянные неудачи. Несколько раз он пробовал консультироваться с Галаном по телефону и, раздосадованный, бросал трубку: Галан мямлил что-то невразумительное или давал неисполнимые советы. Лесков удивлялся его равнодушию. Но наступил день, когда в наладке обозначился перелом. Переделанный регулятор принесли из мастерской к вечеру. Анюта сама установила его на стенде и забыла о времени и ожидавшем ее муже.