— Да я не одна измеряла, — пояснила не умевшая лгать Анюта. — Я же тебе говорила, пришел Лесков, он повторил все мои определения, поэтому я и задержалась.

— Ну, это — другое дело, — успокоенно сказал Галан. — Если бы я знал, что он тебя проводит, я бы так не тревожился.

— Он проводил меня до дома, — подтвердила Анюта. — Благодарил за удачу, очень, очень…

Она не сообщала, как Лесков поблагодарил ее, но проницательный Галан понимал, что дело, возможно, не ограничилось одними любезными фразами. Он мрачно слушал болтовню Анюты. Нет, сложно, сложно… Сперва подходы Закатова нейтрализуй, теперь Лесков появился. И если говорить начистоту, то с Закатовым не так уж трудно: этот только стихи признает да нежные взгляды. Пока он расшевелится на что-нибудь серьезное, его три раза можно усадить в грязь. А Лесков — штучка, это сразу видать. У такого к женщинам свой подход, смотри, ни одного слова не повторила, как он поблагодарил… Нет, когда у человека умелый подход, бороться с ним трудно. Лучше бы, конечно, перевести Анюту из лаборатории в более спокойное место, он давно уже подумывает об этом. Да разве существуют спокойные места для неспокойных людей?

— Ты что молчишь, Александр Ипполитович? — окликнула его удивленная Анюта. — Заснул, что ли?

— Думаю, — неохотно ответил Галан. — О людях думаю. Сложная и неверная штука — человек.

И он подробно развил перед заинтересованной женой свою мысль. Вот этот Лесков. Ничего не скажешь, очень дельный и толковый инженер: и смелость, и энергия, и талант («Удивительно талантливый инженер, удивительно!» — горячо отозвалась Анюта). Между прочим, он и собой недурен, на такого парня девушки заглядываются («Все заглядываются!» — поддержала жена и от радости, что впечатления мужа так близко совпадают с ее собственными, обняла его и благодарно поцеловала). А в людях Лесков не разбирается. И не ценит людей. Молодой, а уже циник («Да как ты смеешь?» — возмутилась жена). Правда, доча, правда. Прохвоста Селикова хвалит, а хороших людей унижает. Вот, например, ты. Всей душой ему навстречу, потому что любишь дело, а он совсем по-другому это принимает. Нехорошо говорить, но раз уж пришлось к слову, так лучше всю правду выложить, чтоб от незнания ты не попала в неприятность. Третьего дня Лесков беседовал с Делопутом — они ведь друзья, — всех работников лаборатории перебрали, и вот о тебе Лесков сказал так: лаборант хороший и собой ничего, только легкомысленна: на всех заглядывается, чуть ли не каждому на шею готова броситься. Что говорить о Делопуте, он человек черствый, а и тот весь затрясся от возмущения! Ты чего, доча?

— Отстань! — сурово сказала Анюта. — Надоели твои сплетни. Спи. Ненавижу всех Делопутов!

Галан скоро уснул. А Анюта ворочалась, то беззвучно плакала, то в бессильном ожесточении била кулаком подушку. Она не знала, любит ли она еще кого-нибудь, но в том, что страстно ненавидит, уже не сомневалась. Скорбные мысли одолели ее. Какие все-таки свиньи мужчины! Ни один не стоит любви, ни один!

А затем разразилась буря.

30

Даже телефон звонил необычно долго. Лесков услышал нетерпеливый голос Селикова, он просил Закатова приехать на фабрику..

— Что случилось? — спросил встревоженный Лесков. — Какая-нибудь авария с регуляторами?

Селиков отвечал неопределенно. Ничего особенного не случилось. Пусть Михаил Ефимович немедленно бросает все другие дела. Лесков позвал Закатова. Тот был удивлен не меньше Лескова. Еще сегодня утром все шло хорошо, он сам звонил Кате. Наверно, какие-нибудь неполадки в электрохозяйстве — посадка напряжения или пробки пережгли.