Надя с гневом повернулась к Селикову. — Я уже вчера предупредила вас, меня зовут Надеждой Осиповной. И топать я не собираюсь, я не топаю, а хожу. А сейчас я предъявляю официальную претензию. Я спрашиваю, когда кончится этот кошмар автоматики.

Селиков покраснел: он не ожидал такого отпора. Надя отвернулась от него. На площадке показался Савчук. Он тяжело шагал между классификаторами, останавливался у каждого корыта. За его спиной виднелось румяное лицо Кати; глаза её были широко раскрыты, в нетерпении она старалась сразу все охватить: диаграммы на приборах, воду в классификаторах, лица спорящих. Она издали закивала Наде и Лескову и, оторвавшись от Савчука, побежала к ним.

— Ужас что такое! — шепнула она торопливо. — Звонит Крутилин. Ругаются с никелевого завода. Только что Кабаков разносил Савчука. Если сегодня не наладите, половина комбината остановится. Я тоже прибежала посмотреть, как вы справляетесь.

Савчук наконец доорался до стоявших на площадке. Он укоризненно заговорил, ни на кого не глядя:

— Советовал: никого не сокращайте, пока не отработали схему. Нет, своя голова умнее! А сейчас что будет, дорогие Георгий Семенович и Надежда Осиповна? Вот сосчитано, за последние сутки на двести тысяч рублей ценнейших металлов вывалили сверх нормы в отвалы, так, за зря живешь! Кто виноват? Никто не виноват — автоматы. Эти автоматы все вместе того не стоят, что они за неделю напортят. Ну, герои, как вашу сверхтехнику поправлять будем?

Как ни был он сердит, он не удержался от шутки, улыбка тронула, словно штрихом, его лицо. Он переводил глаза с Лубянского на Надю, с Нади на Лескова. Лубянский твердо сказал:

— Я уже докладывал вам, устанавливаем строгий режим измельчения. Никаких прыжков вверх и вниз! Заданная производительность. Очень прошу не отменять моих распоряжений, сколько бы вам ни жаловались. Плановое задание по помолу руды выдержу, это обещаю.

Надя в ответ на взгляд Савчука, сказала, пожимая плечами:

— У нас одна претензия: слишком колеблются объемы пульпы, не успеваем регулировать флотационные машины.

Лесков молчал. Савчук прямо спросил:

— Ты, именинник, что ж молчишь, товарищ Лесков? Могут твои регуляторы поддерживать постоянство объемов? Учти, лишнюю пульпу сливать некуда, гоним в отвалы.

Лесков ответил:

— Боюсь, автоматы не смогут вести процесс так, чтоб всегда была одна и та же плотность и один и тот же объем. Человек этого тоже не мог: он менял то плотность, то объем, он регулировал гибко, но не точно.

Надя нетерпеливо сказала:

— Не возражаю, чтобы ваши автоматы регулировали так же неточно, как дядя Федя, — он никогда не заливал наши машины выше краев.

— Что же, можно попробовать, — угрюмо согласился Лесков. Он обратился к Закатову: — Прошу перевести все приборы на минимальную чувствительность. — Закатов и Селиков разом запротестовали. Лесков оборвал их: — Спорить будем потом!

Он отошел к помосту. Закатов и Селиков переходили от прибора к прибору, меняя чувствительность регуляторов. В ответ на это на диаграммах исчезали колебательные явления, но строгая линия плотности становилась неровной, волнистой кривой, уходившей то вверх, то вниз от заданного предела. Надя побежала проверять, как отразится на флотации новое задание регуляторам, Катя ушла с нею. Лубянский ходил с Закатовым — он держался подальше от Савчука. Савчук подошел к сосредоточенному Лескову, облокотился, как и тот, на помост, Савчук уже справился с плохим настроением, на лице его блуждала обычная усмешка.

— Блин-то наш комом! — проговорил он, кивнув на автоматы. — Чуяло мое сердце, когда Лубянский пустился в восхваления на собрании. Помнишь, стал вас осаживать? Но чтоб такой страшенный ком, не ожидал! Десяток вздорных механизмов весь процесс на фабрике запутал.