|
— В Англии все такие же грубые? Я имею в виду, как эта чокнутая еврейка?
— Да, все, — ответил Том.
— Это правда, я знаю. Я бывал там. Я просто хотел проверить, честный ли вы человек.
Пока Ахмед заваривал чай, они не разговаривали. Толстые каменные стены старого здания полностью заглушали уличный шум, так что в квартире стояла восхитительная тишина. На стенах были развешаны драпировки и куски ткани, создававшие впечатление абстрактных геометрических фигур. Воздух был наполнен ароматом ладана, смешанным с каким-то другим, более острым запахом. Том чувствовал, что запах ему знаком, по никак не мог его точно определить. Вернулся Ахмед С подносом и стаканами. В каждом стакане был листик свежей мяты и два куска сахара. Том хотел отказаться от сахара, но Ахмед уже разливал чай.
— Ну и как вам наша Палестина? Нравится? — г просил он, передавая Тому стакан.
— Я еще не понял. Кажется, здесь беспокойно.
— О да. Когда мы избавимся от евреев, станет спокойнее.
Шерон улыбнулась:
— Мы как твои демоны, Ахмед. Мы всегда будем С тобой.
Ахмед обращался исключительно к Тому, как будто Шерон в комнате не было.
— Она права. Не знаю, кто хуже: джинны или евреи. Еще ладно, если бы все они были такие же, как она, но… О Аллах! Как чай?
— Великолепен!
Ахмед благодарно прижал руку к груди, словно это был очень лестный комплимент, сказанный лично ему. Затем он неожиданно повернулся к Шерон:
— Ты не приходила ко мне шесть месяцев. Где ты была, сучка?
Шерон пожала плечами, прихлебывая чай.
— Что это за дружба, Том, если она не бывает у меня по шесть месяцев? В Англии все обращаются так же грубо, по-свински со своими друзьями?
— Ты уже спрашивал его об этом.
— Да, правда, спрашивал. Прошу прощения, Том.
— Ты тоже не приходил ко мне, — сказала Шерон. — Я тебя приглашала.
— Ну да, приглашала. Чтобы какой-нибудь еврейский подросток с автоматом «узи» отстрелил мне голову только за то, что я араб, живущий на своей родной арабской земле! Что вы думаете об этом, Том? Араб не может чувствовать себя в безопасности в собственной стране.
— Не обращай на него внимания. Он боится выходить на улицу не из-за солдат, а из-за джиннов.
— Теперь она смеется надо мной. Я убил бы ее, если бы не любил так сильно. Но она сумасшедшая. Вы спросите почему? Потому что она не верит в джиннов. Только сумасшедшие не верят в джиннов. Вы верите в джиннов, Том?
— То есть в демонов? — Том поколебался. — Ну… я верю в Бога и, стало быть, в чертей… так что, наверное, я должен сказать «да».
— Ну вот видите! — произнес Ахмед, словно старый спор наконец-то разрешился. — Еще чая?
Наконец Шерон перешла к делу:
— Мы принесли показать тебе кое-что.
Том вытащил сверток со свитками. Взяв свитки, Ахмед разложил их на низком столике, но прежде, чем приступить к их изучению, закурил сигарету-самокрутку. Том наконец понял, что за запах примешивается в комнате к запаху ладана, — это был гашиш. Наполнив легкие дымом, Ахмед стал рассматривать рукопись.
— Спираль — это необычно. Откуда это у вас?
— Попало ко мне от одного человека, который уже умер.
Ахмед разглядывал пергамент еще какое-то время, затем отложил в сторону.
— Ты сможешь разобраться? — спросила Шерон.
— Сколько?
— Что значит «сколько»? Даром конечно.
Ахмед опять глубоко затянулся и грустно вздохнул.
— Ахмед — блестящий ученый, — сообщила Шерон Тому. |