Но ирбисы никогда не нападают на человека, даже будучи раненными, разве что в очень исключительных случаях, с которыми я ни разу в жизни не столкнулся. На нас они тоже не нападали, и потому не были нам ни врагами, ни конкурентами за пищу. Более того, однажды я неделю прожил в одной пещере с самкой снежного барса.
— Серьезно? — удивилась Войс. — Рассказывай.
— Дело было где-то в конце каменного века, когда мамонты уже тю-тю, а бронзового оружия еще не было. Я тогда обитал у гор со своим стадом… В смысле, с племенем людей, в которое влился. Однажды повадился к нам ходить леопард — только не снежный, а обычный, а обычные как раз на людей нападают постоянно. И я пошел его искать. Загнал в горы на большую высоту — он будто бы понимал, что я иду за ним, и забирался все выше и выше — и убил, но на обратном пути угодил под лавину. Серьезно повредил ногу и кое-как добрался до пещеры где-то на высоте трех тысяч. Места я знал — это была единственная пещера на всю округу. Оказалось, что там обосновалась молодая самка ирбиса. Она, ясное дело, была трындец как не рада такому гостю, но — единственная пещера на всю округу, а погода стояла холодная. Так что я устроился в другом углу. Но ночью ударил настолько жуткий мороз, что нам просто пришлось прижаться друг к другу ради сохранения тепла. Так и провели пару дней. Потом еще, поскольку я не мог охотиться, мне приходилось отбирать у нее часть ее добычи, такая вот история.
— М-да, не особо по-джентльменски, ну да что поделать, — сказала Войс.
— Я этот должок за «кров и стол» вернул уже на пятый день. Доисторические волки имели привычку шарить по пещерам, и их добычей порой становились даже медведи. Как раз такая стая и нагрянула, и не будь там меня, барсиху бы растерзали в два счета.
— Интересно, а как вы справляетесь с волчьей стаей, если даже медведь не может? — спросила Нари.
— В том, чтобы ходить вертикально, есть одно большое преимущество: можно очень быстро разворачиваться на сто восемьдесят. Волки действуют неуклюже и несогласованно, вся их тактика — окружить жертву и нападать сзади, когда она повернута спиной. Медведь или кабан не может развернуться на месте. А я могу, и делаю это гораздо быстрее, чем думали те волки. Двоих я убил камнями сразу, как только увидел: я всегда носил при себе пару штук, если не имел другого оружия. Остальные пять оказались тупыми и не убежали, а стоило бы. Так еще двоим я когтями сильно попортил шкуру, одному с летальным исходом. Оставшиеся три и подранок наконец-то поджали хвосты и смылись. В общем, с тех пор я отношусь к снежным барсам как к друзьям. В конце концов, если бы та барсиха в самом начале не стала терпеть мое присутствие и свалила из пещеры — я запросто мог не пережить холодов, а в самом лучшем случае встречал бы волков голодный, ослабевший, замерзший и с плохо залеченной ногой.
— Надо же, какая история… — протянула Нари. — А что насчет медведей?
— А что насчет них?
— Они же были вам врагами?
— С чего бы вдруг? — удивился я.
— Ну вы как-то обронили фразу о том, что дрались с пещерными львами за территорию и с пещерными медведями за пещеры.
Понятно. Все, в том числе и Ева, записывают все, что я говорю, для изучения, а Нари эти записи почитала. Впрочем, я чего-то такого и ждал.
— Несовершенство языка. Драки бывают разные. Со львами — бой до смертельного исхода, а с медведями — ну просто драка и все. Мне порой требовалось освободить пещеру для «своих» людей, медведя оттуда я выгонял условно гуманными методами. Тактика была такая, чтобы забежать внезапно, дать пинка в бок и убежать, выманивая его наружу. Если не поддавался на провокацию — повторять до тех пор, пока медведь не рассвирепеет и не погонится за мной. Еще можно было палкой врезать или бросить… В общем, все сводилось к тому, чтобы подраться с ним на открытом пространстве, выгодном для меня, или к тому, что медведю это надоест и он свалит подальше от назойливого меня. |