— Понимаешь, Дима, с этим назначением столько всего навалилось. В смысле — работы новой…

— Понимаю.

— Вот собралась немножко подучиться, вспомнить кое-что. Сунулась, а книг-то и нет.

— Каких книг?

— По медицине. Справочник по фармакологии, по хирургии… тоже. Я-то думала, что уже и не пригодятся. Потому и оставила там, у нас на антресолях. То есть, я хотела сказать, «у тебя».

— Я ничего не выбрасывал! — поспешил успокоить Дмитрий, автоматически подмечая щемяще-трогательную оговорку «у нас».

— Спасибо. Тогда, может быть, у тебя найдется время, в которое я смогла бы подъехать, порыться и что-то забрать?

— Да какие вопросы? Приезжай хоть завтра! Тебе когда удобнее — утром, днем, вечером? Хотя… вечером, наверное, тебя ТВОЙ не отпустит?

— Извини, я не расслышала: кто не отпустит?

— Ну этот твой… Винтик-Шпунтик.

— А… Я ушла от Сергея.

— ЧТО? КОГДА?

— Вот уже месяца три как.

— Ни фига себе! И все это время молчала?!. Ой! То есть я хотел спросить: как? почему?

— Это долгий и всяко не телефонный разговор, — печально отозвалась Наташа.

Беседа Петрухина с бывшей возлюбленной, она же — экс-гражданская жена, затягивалась. Пребывавший в неведении относительно того, какая такая сила смогла заставить напарника пренебречь почти приведенной в действие водкой, Леонид, устав ждать, сначала опростал свой, а затем и петрухинский стаканы. Получилось классическое: «за себя и за того парня».

Купцов потянулся за малосольным закусочным огурчиком и лишь теперь запоздало приметил, что в его сторону направляется персонаж, от встречи с коим на протяжении всего вечера он целенаправленно уклонялся.

Леонид чертыхнулся и даже бросил взгляд на стеклянные двери, но тут же отогнал мысль о постыдном бегстве — при любых раскладах это выглядело бы слишком «по-детсадовски»…

— Ба-а! Узнаю, узнаю старую школу! — неминуемо, аки рок, накатываясь, преувеличенно-радостно провозгласил Пономаренко. — С двух рук пьем? Ай, маладца! Если не ошибаюсь, это называется «по-македонски»?

— Угу. Дуплетом, — мрачно буркнул Купцов. — Здравия желаю, господин полковник.

— Здравствуй-здравствуй, Леонид Николаевич! Это ж сколько мы с тобой не виделись? Полгода? Больше?

— Где-то так.

— Ну давай, что ли, за встречу?

— Почему нет? — пожал плечами Купцов.

Бывший подчиненный налил бывшему начальнику.

Чокнулись, выпили, закусили…

— Значится, ты теперь на Брюнета пашешь?

— Так же как и вы, насколько я понимаю? — дерзко и «по-еврейски» ответил вопросом на вопрос Купцов.

Пономаренко огорченно вздохнул:

— Вот, сколько я тебя помню, Леонид Николаич, в твоем служебном табеле были сплошь пятерки. Кроме отметки за поведение. А все почему?

— И почему?

— А на язык не сдержан. А ведь молчание, как известно…

— Знаю-знаю! — перебил бывшее руководство Леонид. — Молчание — лучший довод в споре с руководством.

— Это откуда? — расхохотался Пономаренко. — Надо будет запомнить. Народная мудрость?

— Можно и так сказать. Народ, он ведь не из одних только костромских крестьян. Как ни странно, купцы, полицейские и чиновники тоже им являются.

— Вижу, Брюнет не ошибся, когда взял тебя на работу.