— Тогда всё. Спасибо за понимание, Виктор.
— Брось, не за что. Как говорится: близкие люди — ближе не будет.
Брюнет и Московцев дежурно-формально обнялись.
— Интересная женщина, — изрек Купцов, провожая взглядом удаляющуюся «вольву».
— Уж слишком не от мира сего, — не согласился с ним Петрухин. — Витя, я так и не понял: в какой такой студии она служит?
— Анька — она по профессии дизайнер, занимается интерьерами. А студия у нее на Гороховой. Это ей Петька устроил. Правда, там не совсем студия, а скорее магазинчик. Одним оформлением интерьеров в наши дни прожить трудно: заказы то есть, то нет.
— А этот Петр Николаевич? Ты, вообще, давно его знаешь? Что за человек?
— Петя — дерьмо редкостное, хрен ему между… Но специалист хороший. Сможем мы ему как-то помочь?
— Если честно — едва ли. Где этого Андрюшу искать: на конкурсе чтецов-декламаторов? Или на сайте фанатов Бродского?
— Жаль, — равнодушно резюмировал Брюнет. — Но вы все-таки к ним наведайтесь, раз пообещали… Ладно, я уехал. Ежели чего — звоните.
Виктор Альбертович и Влад загрузились в машину, а решальщики побрели в сторону Владимирской площади, так как для их «фердинанда» козырного места на элитной парковочке сегодня не сыскалось.
— А мы с тобой куда сейчас? В контору? — спросил Борис.
— Вот уж хренушки! — сердито отозвался Дмитрий. — Из-за твоей псевдоинтеллигентской скромности я лишился возможности откушать на халяву в элитном заведении. Так что сейчас мы направляемся обедать. И платишь — ты!
— ЧЕГО?!
— Ути, никак за кошелек испужался? Не боись, матрос ребенка не обидит. Надеюсь, хотя бы на шаверму у тебя хватит? Знаю я тут один неплохой подвальчик.
— Это ты про свою «Сахару»?
— А чем плох вариант?..
Питерская шаверма, та самая, которая в Москве — «шаурма», в Твери — «шаварма», а в какой-нибудь Праге так и вовсе — «гирос», давно сделалась продуктом культовым, окончательно и бесповоротно вытеснившим с городских улиц знаменитые ленинградские пирожки. А ведь старшее поколение до сих пор с ностальгической теплотой вспоминает колоритнейших, крупногабаритных теток в ватничках, поверх которых надевались относительно белый фартук и относительно белые нарукавники. Ах, как сноровисто они выуживали из деревянной тележки-короба, натыкая алюминиевой вилкой дымящееся жареное чудо «с мясом по десять, с повидлом — по пять»! Кое чудо заворачивали в листок вощеной бумаги или просто в обрывочек чековой ленты для кассового аппарата. У-у-у! «Где вы теперь, кто после вас целует пальцы?..»
Теперь на смену теткам пришли «шаверматоры-бастурматоры». Те, что со скорострельностью автомата выдают на-гора обильно политую майонезным соусом кучку сомнительного происхождения мяса на пластиковой тарелке, обрамив оную плавающим в жиру фритюрницы картофелем-фри и стружками капустного салата. В подавляющем большинстве авторы этого универсального кулинарного рецепта принадлежат к той многочисленной плеяде гостей города, о которых принято говорить: «Загостились». А временщики, как известно, они и в Африке временщики. Живя в полнейшем неведении относительно того, что «день грядущий нам готовит», они и коронное блюдо свое готовят сообразно этому тезису. Будучи нечистоплотны не только на руку, но и на руки (здесь — от слова «антисанитария»). Неудивительно, что принимать пищу из таких рук брезговал даже сверхнеприхотливый и всеядный Петрухин. |