— Предатели! — прошипела она. — Все вы. Предатели!

     — Ты разбрасываешь это слово так часто, — Кристоф наклонился вперед, перемещая весь свой вес на пятки. Я узнала эту позицию. Папа выглядел также, когда выбирал кого-то для драки. — Интересно, почему так?

     — Ты и твоя маленькая сучка...

     Я скользнула в сторону, проигрывая битву с тьмой. Леон поймал меня и, по крайней мере, не причинил мне боль.

     — Подерешься позже, — сказал он через плечо. — Или, по крайней мере, позволь мне убрать ее отсюда. Ради Бога, она даже не прошла становления!

Глава 24

     На этот раз Огаст не выказал желания уехать, когда пришел сумрак. Вместо этого он уселся на древний диван в цветочек, курил, заряжал обоймы и смотрел телевизор. Он переключил его и заиграло черно-белое кино, свет мерцал по всей поверхности. Я села на другой конец дивана, складывая белье для стирки. Он принес две большие сумки белья из прачечной, и в то время я была рада, что не придется тащиться туда, я чувствовала себя странной из-за того, что кто-то еще стирал мои трусики.

     Только раз или два Огаст разрешил мне выйти с ним в солнечный день, чтобы больше не позволять мне выходить из дома. Он делал бутерброды, или мы ели омлет. У меня начиналась чесотка, и если бы папа не сказал мне оставаться на месте, я бы, по крайней мере, пробиралась ночью на крышу. Просто, чтобы подышать свежим воздухом. Все киноплакаты смотрели на меня пустыми глазами.

     Здесь даже не было растений. По крайней мере, я смогла бы общаться с филодендроном или чем-то еще. И недостаток солнечного света начинал угнетать меня. Я лежала перед спальным окном, глядя вверх и сильно желая солнца. Но все было серым, небо угрожало разразиться снегом. Я начинала думать, что солнечный свет — это что-то, что я придумала.

     Я подняла одну из футболок Огаста. Рваные отметки когтей разрезали тонкую ткань. Удивительно, что он оставил ее.

     — Что это было?

     — Это? Просто одна проблема на Манхэттене, — он складывал пули в крепление, они гладко скользили туда. Ему не надо было смотреть, пока он работал. В пепельнице догорала короткая русская сигарета, и я сморщила нос. На экране, очень молодой Марлон Брандо[27] сидел на качелях и примерял белую перчатку девочки, смотря на худую, красивую блондинку. — Загнал их в угол на лестничной клетке. Темная работенка, — Огаст опустил это крепление и поднял свободное. Мышцы перемещались под кожей рук, оголенных футболкой Rolling Stones.

     Темная работенка. Что означало, что мне лучше не знать о ней. Я кивнула, зная, что он увидит движение своим периферийным зрением. Он бросил рубашку в кучу одежды. У него действительно была древняя швейная машинка, и я начала зашивать ту одежду, которую еще можно было зашить. Обычно материал маек слишком тонкий, чтобы нормально залатать, но я попробовала. По крайней мере, мне не надо было просить дважды, что покупать — каждый раз он покупал именно то, что я просила. Кроме хлеба. Он никогда не приносил чертов хлеб!

     Мои руки двигались неосознанно. Я сложила так много белья, что не обращала ни на что внимания. Огаст использовал странный кондиционер для белья; от него пахло лимоном.

     — Сделаешь громче? Я не слышу.

     — Только чуть-чуть. Это не очень хорошая часть для впечатлительной, молодой девочки, — последнее слово прозвучало, как «дойвочки».