И это максимум, что мы смогли сделать, даже работая на пределе своих сил. А запись диска — это совершенно другая работа. Более кропотливая, можно даже сказать филигранная. Для этого нужна студия другого уровня — не чета нашей. И другая аппаратура.
— Это как в Нью-Йорке…?
— Точно. Понимаешь Лех, то, что прокатит на концерте в виде живого звука, на диске будет звучать ужасно, если эти песни новые и еще не обкатаны группой в турне. Поэтому запись пластинки происходит чуть позже, когда музыканты уже немного «сроднилась» с новыми песнями. Хотя часто бывает и наоборот. Сначала группа пишет новый диск, готовит его к продаже, а только потом продюсеры организуют тур в его поддержку. Но это могут себе позволить только супер популярные и опытные группы. Да и те сначала подстраховываются и всегда выпускают перед диском отдельные синглы, чтобы проверить реакцию публики. Теперь понимаешь их двойное назначение? Сингл — не только реклама будущего диска, но еще и своеобразная «соломка». Если песня у публики вдруг «не пошла», у продюсеров есть время, чтобы решить, что с ней дальше делать. То ли просто задвинуть ее на вторые роли, то ли записать новую кавер-версию этой песни. У нас же сейчас из-за нехватки времени все будет происходить параллельно, практически одновременно.
— Понятно… Значит опять будем зависать в студии до ночи?
— Будем. Оборудование и профессионалы у Атлантик Рекордс такие, что нам и не снилось. И надо быть полными идиотами, чтобы отказаться от такой возможности. И для нашей группы это бесценный профессиональный опыт, особенно для музыкантов, которых в Нью-Йорке с нами не было.
Увидев его кислое лицо, я поспешил успокоить «старшего брата».
— Лех, а вот нам с тобой сидеть здесь до вечера совершенно не обязательно. У нас с тобой будут другие важные дела.
— Немецкие расписки? — ухмыляется «мамонт»
— Не только. Пора позвонить нашему американскому другу.
* * *
Быстро смыться из студии не получилось. Я хоть и шел номером один в очереди, но мои партии записывали долго, выверяя и вычищая каждую шероховатость. Только после обеда — мы всей группой быстро съели несколько пицц с морепродуктами — нам удалось ускользнуть с Эбби Роуд.
Леха свистнул первому же черно-желтому кэбу и первым делом мы направились в Хакни. Не очень благополучный район Лондона, где было много дешевых переговорных пунктов, которые держали пакистанцы. Поколесив по кварталам, я попросил водителя остановиться у здания, на котором мигала неоновая вывеска Public Telephone. Внутри пункта было сильно накурено и почти пусто. Несколько смуглых мужчин с кем-то трепались в маленьких, отгороженных кабинках. Подойдя к администратору в тюрбане, я заказал телефонный разговор с Вашингтоном. Заплатил два фунта задатка и отправился в самую крайнюю кабинку. Через пару минут меня соединили с приемной конгрессмена Магнуса. Милая женщина сначала отказалась меня соединять с боссом, но после того, как я упомянул Лас-Вегас, сдалась.
— Уоррен Магнус слушает — раздался гнусавый голос сенатора
— Добрый день, это Виктор Селезнев — Вряд ли ЦРУ слушает своих политиков, но закладываться нужно на худший сценарий. — Вы были на моем боксерском матче в Лас-Вегасе
— Да, да — сенатор сразу включился в игру — Отличный бой. И песни, кстати, замечательные
— Как раз звоню позвать вас на свой лондонский концерт — я кидаю пробный шар — Вам же понравились мои песни!
В трубке молчание. Переваривает. Ну, давай же… Рожай быстрее
— Виктор, у нас тут очень сложная обстановка в связи с атомной аварией на Три-Майл-Айленд — Магнус мнется — Я не уверен, правильно ли будет в такой момент…
— Ах, мистер Уоррен — я вздыхаю в трубку — Мы все так вам сочувствуем… Я даже разговаривал с Моникой Картер об опасности ядерного оружия совсем недавно. |