По проходу к нам уже спешит один из пилотов. Остановившись рядом, зачитывает, волнуясь по бумажке.

— Виктор, командир американской эскадрильи вышел в эфир. Он прощается с вами и просил передать, что приглашение осталось в силе. За вами должок.

Фыркнув на беспримерное нахальство американских вояк, я сердечно благодарю пилота за любезно переданное сообщение. Ага… теперь еще осталось дождаться появления наших МиГов и залпа артиллерийских орудий с земли — тогда картина нашего прощания с Дальним Востоком станет совсем полной! Гришечкин, ау… ты где?!

* * *

Мерно гудели двигатели самолета, навевая сон, я из-под опущенных ресниц устало наблюдал, как стройная стюардесса медленно идет по проходу между креслами. Проходя мимо заснувшего Клаймича, она аккуратно поправила край его пледа. Потом дошла до выключателей и приглушила освещение в салоне. Это правильно… Лететь нам долго, очень долго — до самой Москвы. Умотались в этой Японии все так, что добравшись до своих кресел, никто уже чирикать не в силах, многие сразу же заснули. Мне, конечно, есть о чем подумать, например, об аналитической записке для Романова по итогам моих многочисленных контактов с японцами, или о предстоящих гастролях в США и Италии. Но глаза слипаются, и я тоже проваливаюсь в сон …

…Хорошо выспавшись за время долгого полета, я наконец-то успокоился и пришел в себя. Понятно, за Верку нам с Клаймичем шею намылят, но зато на родной земле не нужно будет каждую минуту оглядываться и ждать подлянку. Дома все проще, там и стены помогают. Настроение мое улучшилось, я подобрел и на выходе из самолета даже извинился перед стюартом, попавшим мне под горячую руку. Тот в ответ проявил любезность и снес по трапу переноску с Хатико, чтобы я мог держаться одной рукой за поручень и не навернулся на крутых ступенях.

Паспортный контроль в Международном терминале Шереметьево мы проходим быстро, теперь нужно получить свой чемодан. Сам терминал, досрочно сданный к Олимпиаде на полгода раньше, чем в моей реальности, впечатляет. Все по-европейски солидно, кругом металл и пластик, даже запахи здесь заграничные. Пока я глазею по сторонам, направляясь по коридору в зал выдачи багажа, меня вдруг перехватывают и ловко затаскивают в дверь служебного помещения.

— А ну-ка тормозни! — крепкая рука ухватила меня под локоть.

Я лишь успеваю увидеть, как моя охрана перекрыла подход к двери, открыл рот… и тут же его закрыл. В подсобке меня поджидает Председатель КГБ СССР Имант Янович Веверс. Собственной персоной. В штатском. Из нагрудного кармашка строгого костюма-тройки, щегольски торчит уголок красного платка. Не хватает только гвоздики в петлице для полноты образа.

— Добрый вечер — промямлил я, ставя на пол спортивную сумку и переноску с Хатико.

— Добрый. Пил?! — Веверс наклонился ко мне, с подозрением принюхался.

— Не… — замотал я головой — устал просто.

Генерал недоверчиво дернул бровью, и я тут же начал шарить по карманам. Где-то у меня была японская жвачка с клубничным вкусом, не дай бог, еще мама с дедом учуют…

— А что за секретность такая? — интересуюсь я — С Верой что-то случилось или с Лехой?

— Подельница твоя в Париже уже по магазинам бегает — хмыкнул Веверс — Коростылев идет на поправку, лежит в нашем ведомственном госпитале.

— Тогда в чем дело? — я кивнул на стеллажи с какими-то коробками и швабры с ведрами в углу.

— Виктор, слушай внимательно — генерал взял меня за пуговицу на рубашке, притянул к себе — Против вас готовится провокация. На таможне.