Изменить размер шрифта - +
Просто если заметишь, что за тобой следят - это мои люди осуществляют контрнаблюдение.

- Вчерашний серый "жигуль" ...

- Да, это они. В случае чего, сразу звони мне или Юре. Телефоны ты знаешь.

Кивнув на прощание, Щелоков грузится в "Чайку" и уезжает. А я один остаюсь на пустынной улице. И где вся эта охрана, контрнаблюдение? Меня начинает разбирать нервный смех.

 

---

 

 

Следующие два дня проходят в каком-то цейтноте. Я понимаю, что в четверг уже лечу в Штаты, это значит, мне нужен мастер-диск с песнями на итальянском и английском языках. А к нему - фотографии группы вместе с пленкой. Девушки моментально отправляются мной к парикмахерам, Львова приводит в порядок наши костюмы, Клаймич бронирует фотоателье и попутно решает тысячу разных проблем. Мы же с музыкантами по нескольку раз записываем песни. Пробуем разные тональности, шлифуем вместе с Татьяной Геннадьевной исполнение.

Попутно Леха бегает с Ретлуевым, которого Щелоков своим приказом вызвал в Москву ("партия сказала надо"), помогает оформлять паспорт и выездные документы. Если бы не помощь всесильного министра, не только Ретлуев, но и мы с "мамонтом" никуда бы не поехали. Так, всего лишь один звонок в посольство США и Билл Прауд - тот самый атташе по культуре, что предлагал мне "выбрать свободу" - лично привозит мой свежий "17-ти летний" загран с американской визой. Паспорт с новым возрастом за сутки сварганили на Огарева, 6, и я совершенно не испытываю по этому поводу мук совести. На войне все способы хороши!

Клаймич еще раз устраивает экскурсию Прауду по студии, хвастает итальянской "победой" у "стены славы".

- Впервые за всю историю американского посольства в Москве - прочувственно произносит Прауд, глядя на фотографии. - Атташе лично занимается визовыми вопросами советского гражданина. Но теперь я вижу, что не зря. Такие советские граждане - дипломат голосом выделяет слово "такие", - будут с радостью встречены на гостеприимной американской земле.

Шпарит как будто на приеме в посольстве. Его прочувственный спич прерывают... вошедшие в студию Галина Леонидовна и Светлана Владимировна. Сюрприз. Женщины чем-то явно возбуждены, громко смеются и, похоже... да, уже приняли слегка на грудь. Я смотрю на часы - шесть вечера. Дамы скидывают на руки нашим "тяжам" свои шикарные соболиные шубы и тут уже мне ничего не остается, как выходить на первый план, знакомить атташе с женой министра и его заместителя. А заодно работать переводчиком, т.к. обе женщины не владеют английским. Пока я упражняюсь в презент перфект и паст континиус, Клаймич резво откупоривает сразу две бутылки "Амароне". Тосты за мой успех в Италии и талант чередуются с тостами за здоровье и добрососедские отношения с американцами. Незаметно в нашу компанию вливаются сначала "звездочки", вернувшиеся с фотосъемок, а затем и Роза Афанасьевна, "заглянувшая на огонек". Пока все чокаются, выпивают, меня в сторону отводят сначала Светлана Владимировна, потом Галина Леонидовна.

Первая предупреждает об интригах МИДа, который в лице Громыко дал согласие на приезд итальянского следователя в СССР. Тот будет опрашивать меня и сотрудников студии о перестрелке на вилле Кальви. Вторая выступает в очередной раз моим ангелом-спасителем, поговорив с мамой относительно поездки в Штаты. Та сначала, как узнала о турнире, да еще со взрослыми боксерами, твердо сказала нет. "И никакой Щелоков ей не указ". Хоть я и признан дееспособным, она моя мать и ее слово последнее. Никакие мои аргументы о записи песни "Мы - мир", о первом англоязычном альбоме не подействовали. Видимо, я уже переступил некую черту, после которой наступает банальная усталость от всех моих приключений.

Но Галина Леонидовна заехала к маме на работу, вывезла в обеденный перерыв ее в ресторан "Прага" и там час убеждала.

Быстрый переход