|
Длинные волосы падают на плечи жидкими прядями, плечи покрывает меховая мантия, это понятно, стариков кровь уже не греет, щеки запали, нос крючком, но глаза смотрят интенсивно, в них ни грана старческой немощи, слабоумия. Дворецкий еще раз провозгласил: — Сэр Ричард де Амальфи со своим спутником сэром Зигфридом! Старик несколько мгновений рассматривал нас, наконец сделал небрежное движение дланью. — Возьми, — произнес он тоже дребезжащим, но тем не менее властным голосом, — сэра Зигфрида и… займи его чем-нибудь. Дворецкий вопросительно взглянул на Зигфрида, тот нахмурился, вздернул голову, реагируя на оскорбление, молча повернулся и вышел. Когда дворецкий прикрыл за ними обоими дверь, старик сказал так же ровно: — Мой сын Тудор, едва вернувшись из дальних земель, сейчас гоняет в лесу какого-нибудь несчастного оленя. Или кабана. В таких случаях замок снова на мне, как было все это время. Я учтиво поклонился: — Уверен, что в такие дни он в более умелых руках. — Умелых в чем? — спросил он. — В управлении, — пояснил я. — Гонять оленей и воевать можем все, для этого не нужно ни ума, ни умения. А вот управлению нужно учиться долго и старательно. Да и то получится не у всех. Он некоторое время рассматривал меня из-под снежно-белых бровей, на фоне жидких волос, где просвечивает розовая лысина, брови выглядят заснеженными торосами, наконец милостиво указал взглядом на кресло сбоку от стола. — Вы можете сесть, сэр… — Ричард, — подсказал я. — Ричард Длинные Руки. — Сэр Ричард, — повторил он. — До нас уже дошли слухи, что замок Амальфи поменял хозяина. Не могу судить пока, к добру это или к худу, с прежним хозяином вообще не имели дела. Ни дружбы, ни вражды, что, сами понимаете, уже хорошо в наше время. Я вежливо наклонил голову: — Вы совершенно правы. — А сейчас вы с визитом дружбы? — Да, — подтвердил я. — Будучи наслышанным о доблести и благородстве сэра Тудора, счел долгом первым засвидетельствовать почтение ему и заверить, что ни в коем случае не хотел бы оказаться ему врагом. Старый лорд несколько мгновений рассматривал меня молча, а я рассматривал его. Он выглядел как генерал елизаветинской, а то и вовсе екатерининской эпохи, предельно чопорный, строгий, оскорбительно учтивый, но в то же время защищен возрастом и положением, так что я сидел с самым непроницаемым лицом, подпустив в него почтительности, и старался выглядеть предельно корректно, то есть чтобы по моему виду ничего нельзя было понять, угадать, сообразить. — Раз уж вы сумели справиться с Галантларом, — проговорил он наконец, — то у вас нет нужды страшиться моего сына. Я улыбнулся как можно правильнее, в меру сдержанно, с точно отмеренной долей почтительности, чтобы не дай бог не показалась угодливостью. — Я вообще не хочу ни с кем ссориться. И хочу со всеми дружить. По крайней мере, жить в мире. Вот такой у меня миролюбивый нрав. Он остро взглянул в мое лицо. — Я слышал, вы повесили молодого Генриха Гунландского, племянника сэра Гуинга Одноглазого. Тот в ярости, уже послал за своей родней. Они прибудут со своими отрядами. — Встретим достойно, — заверил я. — Я еду-еду не свищу, а как наеду — не спущу. Желание жить в мире вовсе не значит, что дам сесть на шею и свесить ноги. Он рассматривал меня все так же интенсивно, затем что-то в пергаментном лице изменилось, губы чуть дрогнули в подобии намека на усмешку. — Странные речи от столь молодого рыцаря… Всяк рыцарь стремится в бой! Добро пожаловать в наш замок, сэр Ричард!.. Не соизволите с нами отобедать? — Сочту за честь, — ответил я. Глава 9 Обед накрыли в большом зале, очень строгом, церемонном настолько, что напоминает церковь, даже костел, только со стен вместо икон смотрят портреты благородных рыцарей, в чертах которых я находил фамильное сходство с сэром Устинаксом. |
