|
Сенешаль тоже загоготал, наблюдая за моим лицом. Я поднялся, высыпал на стол горсть золотых монет. — Гуляйте, угощайте команду. Как только устроюсь, сразу сообщу. Как долго собираетесь протирать штаны на берегу? Сенешаль суетливо сгреб золотые монеты в пригоршни, растопыренными локтями укрывая от взоров гуляк за другими столами. Капитан, даже не взглянув на золото, сказал задумчиво: — Считайте, вам повезло. Мы уже всё закончили, а товар на корабль как раз грузят. Дней через десять поставим паруса и выйдем в море. — Десять дней, — вырвалось у меня. — Что-то я ползу к этому Югу, как черепаха. Они улыбались, у всех свое восприятие времени. Кому-то покажется, что двигаюсь чересчур быстро. Бобик сидит на заднице, как министр в ложе на премьере «Псковитянки» и заинтересованно наблюдает, как двое покалеченных с тихим воем отползают от Зайчика. За обоими тянется широкий кровавый след. Народ переговаривается, слышатся смешки. Я раздвинул толпу, Зайчик приветственно заржал. Я погладил его по носу, приготовился запрыгнуть, сзади кто-то крикнул: — Ваша милость, это ваш конь? — Ты же видишь, — ответил я и прыгнул в седло. За спиной захохотали, кто-то сказал громко: — Эти двое тоже говорили, что это ихний. А он одному плечо вырвал, другому ноги перебил... Я сказал Бобику с укоризной: — А ты не мог отогнать заранее? Преступления нужно предотвращать, как говорят правозащитники, а не калечить тех, кто совершил по некоему затмению... как скажут психиатры. А то все друг друга перебьют. Он хитро оскалился, забегал то справа, то слева. Зайчик тоже скалил огромные зубы, как сговорились. Зайчик подпрыгивал, как-то ухитрялся даже звучно хлопать ушами, хотя вроде бы они стоят торчком, но всё равно, несмотря на все попытки меня развеселить, я чувствовал себя хреново, будто помахали перед мордой морковкой и тут же спрятали. Хотя, конечно, это сам охамел, пора бы забыть о временах, когда купил билет и сразу отплыл, поехал или улетел. Здесь всё совершается неторопливо, обстоятельно. Даже покрой одежды не меняется столетиями, я имею в виду женской одежды, что вообще невероятно. Мальчишки всюду глазели на моего огромного коня и на Бобика. Самые смелые ухитрялись притронуться к его блестящему крупу. Я поинтересовался медленно: — А скажите, всезнающие... где здесь гостиница, чтобы остановился доблестнейший из рыцарей, увенчанный и осиянный... это я о себе, как вы уже поняли? Они захихикали, откликаясь на шутливый тон, один сказал торопливо, стараясь опередить менее расторопных: — Прямо и на следующем повороте через два квартала постоялый двор дядюшки Коркеля!.. У него самая лучшая... Второй выкрикнул: — Нет, лучше у господина Цорюрга! — У хозяина Грабеуса, — крикнул третий. — У него сам король останавливался! — Это было сто лет назад, — возразил первый, — тогда дядюшки Коркеля еще не было! — Ну и что? — А то! С этим словами он заехал дружку в ухо. Завязалась драка, я поехал, бросив им серебряную монету. Драка вспыхнула еще яростнее, я ведь не сказал, кого одарил так щедро. Глава 6 Гостиница дядюшки Коркеля выглядит добротной и просторной, но все они построены так одинаково, как будто у всех единый обязательный для всех поэтажный план. Я уже привычно бросил повод мальчишке во дворе, а хозяину велел показать свободные номера. Он поморщился, когда прежде меня в комнату вошел Бобик и хозяйски осмотрелся, но смолчал. Всё-таки собаки не воруют простыни, не бьют посуду и не будят среди ночи других жильцов пьяными драками или веселыми песнями. Вообще-то это Бобику он должен был предоставить лучшие номера, а мне лишь в том случае, если за мое поведение поручится Бобик. — Терпимо, — провозгласил я. |
