|
— Зигфрид, — крикнул я. — Ты уже убил эту зверушку!.. А женщину оставь, дальше пусть сама! Женщина протянула ему руку, не сводя с рыцаря испытующего взгляда. Кончики их пальцев соприкоснулись, Зигфрид ухватил ее за кисть и дернул так резко из пентаграммы, что она с размаху налетела на его стальную грудь. — Зигфрид, — сказал я с предостережением. Он ответил, не глядя на меня: — Мы не можем оставить ее вот так! — Почему? — спросил я. — Она истратила все силы, — ответил он. — И сейчас упадет… Он сорвал с плеч плащ и укутал ее обнаженное тело со старательностью целомудренного медбрата. Когда они вскарабкались ко мне на гребень, Зигфрид почти нес ее на руках, я сказал женщине сурово: — Мы — крестоносцы, ведьм отправляем на костер! Ты поняла?.. Потому тебе нельзя принимать любезное предложение моего друга, он слишком добр и чистосердечен. Не понимает, что обрекает тебя на смерть. Она вздрогнула, увидев Адского Пса, явно заколебалась, поглядывая быстро то на меня, то на Зигфрида, наконец сказала решительно: — Я поеду с ним. — Ты хоть меня слышала? — спросил я с досадой. — Я рискну, — ответила она. — Все равно моя жизнь оборвалась бы скоро. Он поднялся в седло, а ей подал руку. Она ухватилась крепко, и он вздернул ее к себе, усадив за спиной. Я сказал резко: — Слушай меня, дура!.. Магия у нас запрещена. Ведьм сжигаем или топим. Потому ты если хоть в чем-то… поняла? Но ты можешь лечить раненых, если умеешь, это богоугодно. В этом случае епископ закроет глаза, если сделаешь это даже не молитвами. Зигфрид посмотрел на меня с благодарностью, а она сказала торопливо: — Спасибо, ваша милость! — Не за что, — ответил я, злой за уступку политики человечности, — лечить ты все равно не умеешь, а вот порчу… Зигфрид вскрикнул: — Ваше высочество! — И еще, — предупредил я жестко, — что бы ни случилось дурное в армии или в лагере, тут же подумают на тебя. Она вскрикнула: — Я не стану… — Это неважно, — прервал я. — Люди мало обращают внимание на разумные доводы. И тебя могут забить на месте до того, как прибежит епископ и велит тебя милосердно сжечь, чтоб не проливать крови. Но мне тебя не жалко, однако погибнет и Зигфрид, что бросится тебя защищать. Она прижалась к спине Зигфрида и, похоже, ощутила, что так и будет. Помрачнев, произнесла тихо: — Если этот благороднейший из рыцарей все еще берет меня, то я рискну. Зигфрид сказал быстро: — Нельзя ее оставлять ни здесь, ни в лагере. Я быстро отвезу ее в город к ее родителям и сразу вернусь. — Мы едем в замок сэра Джордана Беверейджа, — напомнил я, — владетельного лорда Бармачшира и чего там еще. Он сказал виновато: — Я вас догоню там. Уж постарайтесь не… лезть под нож! — Если и зарежут, — сказал я ворчливо, — ты будешь виноват… Ладно-ладно, не терзайся. Сам знаешь, никто на меня не набросится… в первый же день. |
