Изменить размер шрифта - +

    Тролли потрясали окованными железом огромными дубинами, воинственно орали. Рыцари смотрели в их сторону с отвращением и застывшими

лицами, простые воины вздыхали, пожимали плечами, переглядывались.
    У всех выражение безнадеги, но против господской воли не попрешь, к тому же вовремя прокатился слух, что тролли пойдут впереди и примут

основной удар на себя, а у простолюдинов отношение к жизни несколько иное, чем у рыцарей: лучше все-таки умереть от старости в постели

дома, чем красиво в кровавом и жестоком бою.
    Штаренберг спросил меня шепотом:
    — Он кто?
    — Великий шаман, — пояснил я уважительно. — Он не просто решил сопровождать воинов в опасный и непредсказуемый поход, но и сам стал его

вожаком!
    — Да, — проговорил Штаренберг, — значит, и для них воинская слава важнее всего на свете?
    Я изумился:
    — А как же? Это разве что умным она не нужна, но кто с ними считается?
    Чандлер повернулся к своим воинам, что-то проревел, но понял разве что один Растер, а тролли вперили взгляды в Растера и трижды ударили

в землю дубинами.
    — Ага, — сказал я, — это они подтверждают, что признают сэра Растера не только вождем похода, но и… гм…
    — Кем-кем? — спросил Штаренберг. — А то не расслышал.
    — Я и не говорил, — огрызнулся я. — О некоторых вещах нужно просто догадываться, так они проскальзывают незаметнее. А если назвать

вслух, то надо как бы принять меры, пресечь, воспрепятствовать…
    — А-а-а, — сказал Штаренберг понимающе, — они его признали троллем?
    — Ш-ш-ш, — прошипел я. — Тролль Растер, насилующий гарпий… это уже перебор.
    Он вскинул брови:
    — Почему?
    — Перебор, — объяснил я. — Если у вас нет чувства прекрасного, то обзаведитесь бритвой Оккама и отрезайте себе все лишнее, чтобы

танцевать не мешало. Либо тролль, либо насилователь гарпий. А то и другое, это уже нарушает целостность образа, а мы ж эстеты, мать вашу!
    Он подумал, пожал плечами.
    — Вам виднее. Я понимаю, когда вижу. А вы можете заранее, это здорово!
    — Да, — согласился я, — это талант, можно сказать. Чувство меры. Правда, во всем остальном у меня его нет, но как эстета… меня и

сравнить не с кем. Так что теперь у вас усиленное контингентом троллей войско, дорогой друг!.. Двигайтесь вон в том направлении… чтоб не

заморачиваться со всякими там картами — какие их умники придумали? — я вам, как умный человек такому же умному, просто пальцем показываю.
    Он посмотрел на мой палец, потом на то место над горизонтом, куда я его упер и поскреб там ногтем, царапая небосвод.
    — Ага, — сказал он с удовольствием, — до чего же вы все понятно объясняете, сэр Ричард! А то все умничают, умничают… А что толку? Ни

богаче не становятся, ни счастливее.
    — А там ждите приказа, — велел я. — Я матерый гуманист, все обожаю решать мирным путем в нашу пользу, но демократию приходится

поддерживать, а то и насаждать, грубой моральной силой с помощью высокоцивилизованного оружия в виде дубин и мечей.
    Он сказал бодро:
    — Насадим! Так насадим, что не сорвется!.
Быстрый переход