|
– Разве героям нужна дорога? Голос ее был низким, грудным, мне сразу вообразилось ложе, ее тело на этом ложе, черные волосы разметаны по широкой подушке, почти услышал частое дыхание, ее, конечно, я все еще дышу хоть и учащенно, но пока не так уж, чтоб слишком. Она перехватила мой взгляд, улыбнулась шире, посмотрела на Сигизмунда, с удивлением покачала головой. – Да мы такие герои, – объяснил я легко. – Немножко липовые. Нет, мой спутник почти настоящий, а меня бы чтоб через этот лес еще и в носилках… И мух чтоб отгоняли всю дорогу. Она сказала тем же глубоким чарующим голосом: – Да, вы разные… Нет, дороги здесь нет. Уже давно. Последний раз прокладывали, когда здесь ронял иглы сосновый лес, настоящая корабельная роща… Потом, когда снова все заросло, прорубились через березняк странные такие люди: мелкие, краснокожие, с большими ушами… Но с той поры, как здесь одни дубы, вообще никто не захаживал. По лицу Сигизмунда было видно, что он только сейчас сообразил насчет соснового леса и дубравника: менялся климат, менялась сама земля, сосны растут только на песке, а дубам дай подзол. Я подобрал поводья, показывая, что сейчас поеду дальше, уже начал даже поворачивать коня, когда задал вроде бы невинный вопрос: – Ты давно здесь? Улыбка угасла на ее лице, веки на миг прикрыли взгляд, а когда вскинула снова, в глазах была смертельная тоска. – Не помню… – прошелестел ее голос. – Все, что помню… это Свет… ты о нем спрашиваешь, странный? Был Свет, жгучий, обжигающий. Я лежала… да, лежала… – Я понимаю, – прервал я, – понимаю, в чем ты лежала. И что свет? Заставил тебя встать? – Нет, – ответила она тихо. – Но он пробудил меня. Я лежала потом долго… Потом стала подниматься, выходить. Далеко отходить не могу, слабею. Но пока вот так, я живу, смотрю, слышу… Вон там муравейник, уже как стог, ему триста лет, я помню, как он начинался с простой норки… Я все эти деревья помню, как они вылезали из земли. Помню те деревья, что их породили. Для меня эти деревья, что раньше была трава, так же растут, стареют, рассыпаются, а на их месте нарастают новые… Это мой лес, я к нему привыкла. – Хороший лес, – одобрил я. – Многие мудрецы мечтали о таком уединении. И хоть ты не мудрец, а напротив – блондинка, но все равно у тебя здорово. По крайней мере, экология соблюдена. Когда мы отъехали на пару сот шагов, Сигизмунд перестал бормотать молитвы, хвататься за амулет, осенять все крестами, оглянулся и спросил шепотом: – Сэр Ричард, да какая же она блондинка? – Самая настоящая, – сказал я. – Но у нее же… черные волосы! Она ведьма! – Все женщины – ведьмы, – утешил я его. – А что черные волосы… так блондинка – это не цвет волос. По темному и густому лесу кони пробирались довольно долго, потом он поредел, стали чаще встречаться поляны. На краю одной из таких полян сидел спиной к нам дракон размером с козу, обгладывал ветки орешника. Услышал наше приближение, оглянулся, я успел увидеть большие испуганные глаза. Он тут же ломанулся в лес, только ветки затрещали. – Опять динозавр, – сказал я с тоской. – Что же натворила эта чертова комета… Или смещение земной оси? Сигизмунд спросил быстро: – Сэр Ричард, это у вас молитва или заклинание? Я покосился на него с подозрением: – А что-то я не вижу у вас рвения сразиться. Даже меч на месте. – Так божья ж тварь, – сказал Сигизмунд с недоумением. – Дракон? – переспросил я. – Он же орешник ел, – объяснил мне Сигизмунд, как придурку. – Чего ж нападать? – А, травоядный… – Орешник, – повторил Сигизмунд, и я наконец вспомнил, что орешник для нечисти то же самое, что осиновый кол в грудь вампира. |
