|
И грудные мышцы заставляют оттопыривать руки, чего стыжусь и старательно прижимаю руки к бокам, а то вид больно задиристый. Даже живот в заметных кубиках, не шесть, а целых восемь, но, увы, я не один здесь орел, у большинства кочевников хорошие атлетические фигуры. Слабые у них вообще не выживают, недостаточно сильные и ловкие гибнут в состязаниях, соревнованиях и бесконечных межплеменных войнах. Солнце уже всерьез обжигало плечи, когда я пошел к зияющему проему на месте городских ворот. Вскоре догнал нагруженных связками хвороста осликов и мулов, бойкие горожане успели набрать огромные вязанки, пока я выбирался из леса, вместе с этим караваном и прошел в проем крепостной стены. Сразу малость ошалел от непривычно по-южному громкой речи, гомона, бодрых голосов со всех сторон. Полные нетерпения торговцы спешно раскладывают товары, натягивают над своими богатствами тенты, ревниво посматривают друг на друга. Появились и первые покупатели, в основном женщины. Пришли за свежей зеленью, молоком, сыром и мясом. Торговцы на меня поглядывают с веселым любопытством и доброжелательностью, угадывая чужестранца, а у чужаков обычно водятся деньги. Я прошел в ту часть, откуда доносится конское ржание и дробный стук копыт. Коней гоняют на длинном поводе по кругу, выискивая недостатки, покупатели отчаянно торгуются с продавцами. Присматриваться я долго не стал, все-таки моему Зайчику нет замены, высмотрел самого красивого, он ухитряется вставать на дыбы, поднимая повисших на удилах двух работников, что значит, силен, поинтересовался: – А эту смирную лошадку за сколько хотят сбыть? Продавец оглянулся, лицо возмущенное и одновременно заинтересованное. Я смотрю на коней с равнодушным снисхождением. Мол, видал и получше. Я же степняк, а для степняка признаться в своем полном невежестве по части лошадей – значит совершить социальное самоубийство. Презирать будут все кочевники, а в первую очередь сами кони. – Сбыть? – спросил он с великим возмущением. – Это же не конь, это дикий кентавр! – Точно, – согласился я, – только он растерял все человеческое. А раз так, то за калеку готов заплатить треть от его цены. Другие покупатели начали прислушиваться, один подмигнул мне и сказал продавцу с преувеличенным сочувствием: – Чего это он так? Хороший конь, хоть и староват, конечно… – Старый конь борозды не портит, – сказал другой, вздохнул и добавил уже другим тоном, – но и глубоко не пашет. Я понял их игру на снижение цены, поддакнул: – Старый конь борозды не портит! Он ляжет в нее и спит. Торговец вскричал возмущенно: – Старый? Да этот конь только родился!.. Посмотрите, как блестит шкура! А кто похрабрее, взгляните на его зубы! Что вы все наговариваете на честного торговца? – Честный? – изумился один из покупателей. – Да ты у кентавра коня украдешь! Признавайся, откуда у тебя такой замечательный конь, если ты разводишь только кур? Торговец ухмыльнулся. – Завидуешь? А вот шел себе по улице, смотрю – блестит что-то. Поднимаю – подкова. Переворачиваю – а там этот конь. Один сказал озадаченно: – Да? Повезло тебе… А я вот сколько подков находил, но никакого счастья. Торговец сказал злорадно: – Чтоб подкова приносила счастье, надо прибить ее к копыту коня, и пахать, пахать, пахать… Ну так как этот конь? Отдаю всего за семь серебряных! – Всего, – проворчал один. – За семь я весь табун куплю… – Или базар, – сказал другой. Торговец спросил язвительно: – Может быть, вам лучше купить верблюда? Это тот же конь, но с большим жизненным опытом. |
