|
Он понимал, что Сянцзы мастер на все руки, и хотел, чтобы парень жил у него. По крайней мере, во дворе и у дома всегда чисто, не говоря уже о других услугах, которые он оказывает. Хуню тоже нравился этот глуповатый верзила. Что бы она ни говорила, он ее внимательно выслушивал, никогда не перечил, не огрызался, как другие рикши, хлебнувшие горя. Хуню не боялась пререканий, она просто не обращала на рикш внимания. Все добрые слова она оставляла для Сянцзы. Когда он находил постоянную работу, отец и дочь словно теряли старого друга. А когда возвращался, старик даже бранился по-другому, мягко и добродушно. На этот раз Сянцзы вернулся в «Жэньхэчан» без коляски, с двумя коробками спичек. Су-мерки еще не наступили. Отец и дочь как раз ужинали. Увидев Сянцзы, Хуню опустила палочки для еды. – Тебя что, Сянцзы, волки съели? Или ты был на золотых приисках в Африке? Сянцзы только вздохнул. Старик ничего не сказал, но его большие круглые глаза испытующе оглядели Сянцзы от та-почек до новой соломенной шляпы. – Поужинай с нами, если голоден, – пригласила его Хуню как близкого друга. Сянцзы не ответил, но на сердце потеплело. Он давно считал «Жэньхэчан» своим домом, все остальное было слишком непостоянным: и хозяева, и пассажиры. Только здесь ему всегда позволяли жить, и он мог излить душу. Вот и сейчас, едва он вошел, сразу увидел знакомых, его пригласили поужинать. А ведь он мог вообще не вернуться. Сянцзы чуть не расплакался от радости. – Я только что съел две чашки соевого творога, – вежливо объяснил он. – Где ты был? – Круглые глаза Лю Сые все еще в упор смотрели на Сянцзы. – Где коляска? – Коляска? – Сянцзы сплюнул. – Ты сначала поешь, не бойся, не отравишься. Соевый творог разве еда? – Хуню потащила его к столу как любимого брата. Однако Сянцзы не сразу взял чашку. Сначала он достал деньги. – Сые, возьми, здесь тридцать юаней, – сказал он, положив мелочь в карман. – Откуда они? – Старик вопросительно вскинул брови. За едой Сянцзы рассказал о своих злоключениях. – Эх ты, дурья башка! – Лю Сые покачал головой. – Продал бы их в городе мясникам и то получил бы больше. А зимой, когда верблюды обрастают шерстью, выручил бы, пожалуй, все ше-стьдесят юаней. Сянцзы и раньше жалел, что продешевил, а теперь окончательно расстроился. Но тут же ре-шил, что продать трех здоровехоньких верблюдов мясникам на убой было бы просто нечестно. Ведь это его товарищи по несчастью. Они вместе спасались! Этого Сянцзы вслух не сказал, но успокоился. Хуню убрала посуду. Лю Сые запрокинул голову, будто вспомнил что-то, и вдруг рассмеял-ся, обнажив клыки, которые с каждым годом, казалось, становились длиннее. – Дурень! Говоришь, три дня провалялся в Хайдяне? Почему же ты из Хуанцуня не шел прямиком, по большой дороге? – Я обошел Сишань, боялся, что на большой дороге меня, чего доброго, примут за дезертира и схватят. Лю Сые снова захохотал, прищурив глаза. Уж не обманывает ли его Сянцзы? А что, если парень ограбил кого-нибудь? В таком случае он, Сые, укрывает краденое? В молодости он сам занимался темными делишками, но сейчас как будто встал на праведный путь и должен быть ос-торожным. А это он умеет. В рассказе Сянцзы была только одна эта неувязка, но Сянцзы говорил без запинки, и старик успокоился. – Что думаешь с этим делать? – спросил Лю Сые, указывая на деньги. – Послушаю, что ты скажешь. – Снова хочешь купить коляску? – Лю Сые обнажил клыки, словно собираясь упрекнуть Сянцзы: мол, купишь коляску, а жить у меня останешься? – Денег маловато. Покупать надо новую. – Сянцзы старался не смотреть на клыки старика. – Может, одолжить? Под один процент, только для тебя. |
