|
– Может, одолжить? Под один процент, только для тебя. Другим – под два с половиной. Сянцзы покачал головой. – Лучше платить проценты, чем брать коляску в рассрочку, – продолжал старик. – Я и не собираюсь, – проговорил Сянцзы решительно. – Накоплю сколько надо, тогда и ку-плю. Старик удивленно взглянул на Сянцзы. «Ишь какой умный стал!» – но не рассердился и взял деньги. – Здесь тридцать? Смотри, не обманывай! – Ровно тридцать. – Сянцзы поднялся. – Пойду спать. Прими от меня в подарок! – Он поло-жил на стол коробку спичек, помялся и добавил: – Только никому не рассказывай о верблюдах. ГЛАВА ПЯТАЯ Старик Лю сдержал слово и никому ничего не сказал. Но об этой истории очень быстро про-ведали рикши. Прежде они хорошо относились к Сянцзы, его замкнутость объясняли неумением сходиться с людьми. Когда же узнали про историю с верблюдами, стали смотреть на него по-другому, хотя Сянцзы по-прежнему трудился не покладая рук. Одни говорили, что он нашел золотые часы, другие – что ему с неба свалились триста долларов, наиболее сведущие утверждали, будто он пригнал из Сишаня тридцать верблюдов. Много было предположений, но все сходились в одном: раз он что-то скрывает, значит, раз-богател нечестным путем. Этого ему простить не могли, но в душе уважали. Труд рикши тяжелый, и каждый мечтает разбогатеть. Лишь счастливчикам на долю выпадает богатство. Молчаливость и замкнутость Сянцзы теперь принимали за спесь. Впрочем, богачу и поло-жено вести себя таким образом, а рикшам – заискивать перед ним. – Ну, хватит тебе, расскажи, как разбогател! – донимали они Сянцзы изо дня в день. Он от-малчивался. Но, бывало, и огрызался. При этом шрам у него на щеке багровел. – Разбогател?! А где же моя коляска, дьявол вас побери! В самом деле, где коляска! Но всегда приятнее радоваться чужому счастью, чем делить чу-жое горе. Поэтому о коляске забывали и помнили только об удаче. Когда же убедились, что про-фессию он не переменил, не обзавелся ни домом, ни землей, потеряли к нему интерес. Его назы-вали теперь Лото Сянцзы, ни никто не спрашивал, откуда у него эта кличка, словно он с ней родился. Зато сам Сянцзы не мог забыть о случившемся. На покупку коляски денег не было, Сянцзы очень страдал и все чаще вспоминал о постигшей его беде. Он работал, не зная отдыха, с утра до позднего вечера, а душу терзала тревога. Что ждет впереди? Станет ли мир справедливее оттого, что какой-нибудь человек выбьется в люди? По какому праву у него отобрали коляску? Вот он купит другую, но как знать, не постигнет ли ее та же участь? Прошлое казалось страшным сном, а в будущее он утратил веру. Другие пьют, курят, ходят в дома терпимости, даже зависть берет. Раз нельзя выбиться в люди, почему не пожить в свое удо-вольствие? Правильно поступают его собратья! Не обязательно бежать в публичный дом, но по-чему не выпить рюмку-другую? Его тянуло к табаку и вину. Стоит это не так уж дорого, зато можно забыться и смело смотреть вперед, как и прежде. Нет, он не притронется ни к вину, ни к табаку. Нужно беречь каждый медяк, иначе не видать ему коляски. А купить ее он обязан. Без собственной коляски не стоит жить. Он не мечтал ни о карьере чиновника, ни о богатстве. Только о собственной коляске. Целыми днями Сянцзы думал о ней и пересчитывал деньги. Забыть о коляске – значит ос-таться просто быстроногим животным, без всякого будущего. Какой бы хорошей ни была коляска, взятая напрокат, Сянцзы возил ее без всякой радости, словно таскал кирпичи. Он никогда не бросал коляску где попало, сдавал ее хозяину вычищенной До блеска, но делал это равнодушно, в силу своей аккуратности и добросовестности. Была бы это его коляска, тогда совсем другое дело, он испытывал бы настоящую Радость. Он по-прежнему не курил, не пил, отказывал себе даже в хорошем чае. |
