|
Первоклассные рик-ши, такие, как он, в свободную минуту любили выпить чашку крепкого чая с сахаром, чтобы вос-становить силы. Когда везешь коляску, пот льет ручьями, в горле пересыхает и так хочется на-стоящего чая, не ради шика, это просто необходимо! Однако Сянцзы лишь мечтал о хорошем чае, а пил самый плохой. Иногда он ругал себя за то, что во всем себе отказывает. Но иначе нельзя, если хочешь скопить хоть немного денег. И Сянцзы не давал себе поблажек. «Куплю коляску, все пойдет по-другому, – думал он. – Тогда мне ничего не страшно!» Он экономил буквально на всем и старался побольше заработать. Когда не было постоянной работы, возил кого придется. Выкатывал коляску рано, возвращался поздно, бегал до тех пор, пока не набирал определенной суммы. Иногда работал день и ночь без передышки. Раньше он не перехватывал пассажиров у других рикш, особенно у старых, изнуренных трудом. Что они заработают, если он, молодой и сильный, с хорошей коляской, станет соперничать с ними?! Теперь это его не заботило. Главное – деньги. Заработал лишнюю монету – и хорошо. О товарищах он не думал. Он был подобен дикому зверю, обезумевшему от голода. Возил всегда бегом – чтобы никакие мысли не тревожили. Так спокойнее! Стоя на месте, на коляску не заработаешь. Лото Сянцзы не походил на прежнего Сянцзы. О нем шла дурная слава. Выхватив пассажира из-под носа у другого рикши, он слышал, как вслед ему несутся проклятья, но не отвечал, а старался поскорей убежать. «Я никогда не поступал так бессовестно, – думал он. – Эх, если бы не коляска!» Он, казалось, готов был у всех просить прощения, но боялся в этом признаться даже самому себе. На стоянках или в чайных он часто встречал недружелюбные взгляды рикш. Ему хотелось все объяснить, но сдерживала их холодность. Он не пил, не играл в карты, не любил судачить, и рикши чуждались его, а он замыкался в себе и молчал. Постепенно ощущение неловкости уступило место наглости. День ото дня Сянцзы стано-вился все злее. Рикши смотрели на него с укором, но ему было наплевать. С каким сочувствием его встретили, когда он возвратился после всех своих злоключений! Теперь все его презирали. Это задевало Сянцзы. Даже в чайной он сидел один перед своим чайником и один пересчитывал на стоянках заработанные медяки, еле сдерживая закипавшую злобу. Он не собирался драться с рикшами, хотя и не боялся потасовок. Рикши тоже не боялись, но связываться с Сянцзы? В одиночку его не одолеешь, а идти скопом на одного – нечестно. Сянцзы решил не давать воли гневу. Вот он приобретет коляску, и все уладится, он почувст-вует себя свободнее, не надо будет волноваться из-за платы за прокат, перехватывать пассажиров и обижать собратьев. Рассудив так, он посматривал на рикш спокойно, словно хотел сказать: «Поживем – увидим, кто был прав». Зря только он так надрывался. Еще не оправившись после болезни, сразу впрягся в работу. Он старался побороть слабость, не отдыхал, но усталость давала себя знать. Вся надежда была на то, что во время бега он пропотеет, и ломота в теле пройдет. В еде он себе не отказывал, но и не позволял ничего лишнего. Он сильно похудел, но утешался тем, что высок ростом и мускулист. А значит, и выносливее других. Ему не приходило в голову, что именно поэтому и есть он должен больше. Хуню не раз ему выговаривала: – Если ты, дурная башка, и дальше будешь так бегать – захаркаешь кровью! Пеняй тогда на себя! Она говорила так из самых добрых побуждений, но дела его шли неважно – где уж тут забо-титься о здоровье?! – Если я не буду так бегать, мне никогда не купить коляски! – вскипел он однажды, злобно уставившись на Хуню. На другого Хуню орала бы добрых полдня, но с Сянцзы была покладиста и терпелива, по-этому сказала: – Не все сразу делается, и ты не железный! Отдохнул бы день-другой! Сянцзы не обратил внимания на ее слова, и Хуню добавила: – Как знаешь! Протянешь ноги – сам будешь виноват! Лю Сые тоже был недоволен. |
