Что галльские друиды, что ярмарочные фокусники до сих пор могут творить чудеса в любой деревне. И люди прячут их от римских властей…
Впрочем, власти тоже не особо усердствуют.
Колдуны и маги нужны всегда.
И уж тем более нужны фокусники. Иначе кто будет развлекать бедных необразованных диких германцев?
— То, что вы увидите, повергнет вас в трепет! — повышает голос зазывала. — Приготовьтесь увидеть незабываемое! Необычайное! Жуткое!
Фокусник поднимает руки. Глаза его закрыты, лицо спокойное. Свет факелов причудливо переливается по угольно — черной коже — словно вода, подкрашенная закатом.
— Сейчас! — кричит зазывала.
Гул стихает. Германцы замерли.
Я слышу только дыхание.
Фокусник открывает глаза…
Тот, кто долго идет по следу тигра, сам становится тигром. Сопереживает ему, сочувствует его утратам, радуется его радостям. Начинает его понимать…
Я понимаю убийцу брата.
Я почти люблю его.
Я — тигр. И я тот, кто убьет тигра.
На мгновение мне чудится, что у меня вместо правой кисти — пустота. Ничто. На миг мне показалось, что я — тот высокий гем, что замешан в смерти моего брата…
Однорукий германец, которого ищут по всей Германии и никак не могут найти.
Найдут ли? Германия большая. Недаром название провинции звучит как Germania Magna — Великая. Правда, название не имеет отношения ни к размерам провинции, ни к доблести ее обитателей. А только к моменту основания. Это был год, когда консулом стал Цинна Великий.
Правда, прозвище Великий — Магн, Цинна получил не сам, а унаследовал от деда, знаменитого Помпея.
Как легко в наше время обрести величие!
Просто берешь нужного деда и…
Мне становится скучно.
Когда фокусник проделывает трюк с веревкой, с которой исчезают узлы, меня окликают:
— Гай?
Вибрирующий низкий голос. Я поворачиваю голову. Это Арминий, царь херусков. Рослый, красивый и очень спокойный. Белые волосы собраны в пучок на затылке. Я улыбаюсь. Всегда приятно видеть умного человека, особенно если этот умный человек — твой друг.
— Здравствуй, римлянин, — говорит Арминий, улыбаясь.
— Здравствуй, варвар.
Арминий протягивает мне чашу с вином. Выплескивает из своей пару капель на землю и говорит:
— На добро тебе! — как принято в Риме. Похоже, скоро варвары будут знать наши обычаи лучше нас самих.
— Живи, — отвечаю традиционно. Вино льется внутрь; тягучей прохладной рекой заполняет желудок. Хорошо.
— Философы ошибаются, считая, что человек меняется в течение жизни, — говорит Арминий спустя пару чаш. — Ерунда. Полная чушь. Мы упорно остаемся такими, какими были — это и называется «воспитание».
— Воспитание? Если бы… Упорно следовать всю жизнь одним и тем же заблуждениям — это называется «характер», — говорю я, — а не воспитание.
Мне нельзя пить — я начинаю философствовать.
Арминий усмехается.
— Играешь словами, Гай?
— Разве я не прав, дорогой варвар?
— Пожалуй, — германец смеется. — И ты решил собственным примером доказать это умозаключение?
— А что делать? Мужчинам и легатам — в отличие от философов и женщин — приходится нести ответственность за свои слова.
Арминий хмыкает.
— Другими словами… — Внезапно в дверном проеме мелькает тонкая девичья фигура. И — я забываю, о чем хотел сказать. |