Оба они взвились и оставили Имбра и Лемна пределы;

         Оба, одетые облаком, быстро по воздуху мчались.

         Скоро увидели Иду, зверей многовидную матерь;

         Около Лекта оставивши Понт, божества над землею

         Быстро текли, и от стоп их дубрав потрясались вершины.

         Там разлучилися: Сон, от Кронидовых взоров таяся,

         Сел на огромнейшей ели, какая в то время на Иде

         Высшая, гордой главой сквозь воздух в эфир уходила:

         Так он сидел, укрываясь под мрачными ветвями ели,

         Птице подобяся звонкоголосой, виталице горной,

         В сонме бессмертных слывущей Халкидой, у смертных Каминдой,

         Гера-владычица быстро всходила на Гаргар высокий,

         Иды горы на вершину: увидел ее громовержец.

         Только увидел, и страсть обхватила могучую душу

         Тем же огнем, с каким наслаждался он первой любовью,

         Первым супружеским ложем, от милых родителей тайным.

         В встречу супруге восстал громовержец и быстро воскликнула

         «Гера, супруга! почто же ты шествуешь так от Олимпа?

         Я ни коней при тебе, ни златой колесницы не вижу».

         Зевсу, коварствуя сердцем, вещала верховная Гера:

         «Я отхожу, о супруг мой, к пределам земли даровитой

         Видеть бессмертных отца Океана и матерь Тефису.

         Боги питали меня и лелеяли в собственном доме.

         Их я иду посетить, чтоб раздоры жестокие кончить.

         Долго, любезные сердцу, объятий и брачного ложа

         Долго чуждаются боги; вражда их вселилася в души:

         Кони при мне, у подошвы обильной потоками Иды

         Ждут и оттоле меня по суше помчат и по влаге.

         Но сюда я, Кронид, прихожу для тебя от Олимпа,

         Ты на меня, о супруг, не разгневался б, если безмолвно

         В дом отойду Океана, глубокие льющего воды».

         Быстро ответствовал ей воздымающий тучи Кронион:

          «Гера, супруга, идти к Океану и после ты можешь.

         Ныне почнем с тобой и взаимной любви насладимся,

         Гера, такая любовь никогда, ни к богине, ни к смертной

         В грудь не вливалася мне и душою моей не владела!

         Так не любил я, пленяся младой Иксиона супругой,

         Родшею мне Парифоя, советами равного богу;

         Ни Данаей прельстясь, белоногой Акризия дщерью,

         Родшею сына Персея, славнейшего в сонме героев;

         Ни владея младой, знаменитого Феникса дщерью,

         Родшею Криту Милоса и славу мужей Радаманфа;

         Ни прекраснейшей смертной пленяся Алкменою в Фивах,

         Сына родившей героя, великого духом Геракла,

         Даже Семелой, родившею радость людей, Диониса;

         Так не любил я, пленясь лепокудрой царицей Деметрой,

         Самою Летою славной, ни даже тобою, о Гера!

         Ныне пылаю тобою, желания сладкого полный!»

         Зевсу, коварствуя сердцем, вещала державная Гера:

         «Страшный Кронион! какие ты речи, могучий, вещаешь?

         Здесь ты желаешь почить и объятий любви насладиться,

         Здесь, на Идейской вершине, где все открывается взорам?

         Что ж? и случиться то может, если какой из бессмертных

         Нас почивших увидит и всем населяющим небо

         Злобный расскажет? Тогда не посмею, восставшая с ложа,

         Я в олимпийский твой дом возвратиться: позорно мне будет!

         Если желаешь и если твоей душе то приятно,

         Есть у тебя почивальня, которую сын твой любезный

         Создал Гефест и плотные двери с запором устроил.