Если бы эта картина, вместо глубокого, но спокойного восторга, тихого и светлого созерцания, произвела в ком-нибудь нечистое и буйное упоение, – повторяем: в этом был бы виноват не Гомер. Пьяный мужик будет плясать и под «Requiem»[5 - «Реквием» (лат.). – Ред.] Моцарта и под симфонию Бетховена, которым посвященные внимают с благоговейным восторгом. Посему мы думаем, что строгие моралисты, указывающие на подобные места в поэзии с воплями на безнравственность, этим самым обнаруживают только грубую, животно-чувственную натуру, на которую всякая нагота действует раздражительно. И потому, понимая, как следует понимать этих почтенных господ, оставим их в покое ворчать на опасного для них демона соблазна, – а сами, под эгидою мудрой русской поговорки: к чистому нечистое не пристанет, воскликнем вместе с великим Гете, к которому нам уже давно бы пора обратиться:

         Любящим нам подобает смирение; каждому богу

         Мы в тишине поклоняемся, свято всегда исполняя

         Заповедь римских владык. Нам доступны кумиры

         Всех народов, хотя б из базальта грубо и резко

         Их изваял египтянин иль грек утонченный изящно,

         Мягко и нежно из белого мрамора создал; обители

         Наши отверсты всегда и для всех. Одну лишь особенно

         Чествуем, любим, одной предпочтительно служим богине:

         Ей наши заветные жертвы, наш ладан и мирро!

         С нею что встреча – то праздник, где гости – веселье и шалость![20 - «Римские элегии» в этой статье цитируются по переводу А. Н. Струговщикова.]

После всего сказанного, надеемся, никто не удивится, что мы не видим ничего странного в мысли молодого немецкого поэта[21 - «Римские элегии» были написаны Гете в 1788 г., в возрасте 39 лет.] записывать свои мимолетные ощущения гекзаметрами, на манер древних, прикидываться в своих элегиях каким-то греком. Всякому возрасту свои радости и свои горести, свои наслаждения и свои лишения: это закон хранительного и любящего промысла. Отвратителен молодящийся старичок, но не лучше его и юноша, который корчит из себя старца: всему свое время и свое место; все благо, и велико, и разумно – в свое время и на своем месте:

         Все чередой идет определенной,

         Всему пора, всему свой миг;

         Смешон и ветреный старик,

         Смешон и юноша степенный…

         Пока живется нам, живи;

         Гуляй в мое воспоминанье;

         Усердствуй Вакху и любви

         И черни презирай роптанье:

         Она не ведает, что дружно можно жить

         С Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом,

         Что ум высокий можно скрыть

         Безумной шалости под легким покрывалом[22 - Критик цитирует стихотворение Пушкина «К Каверину» (1817).